Фрейлина - Тамара Шатохина

исключением не стала. Медленно спускаясь по парковым ступеням и придерживая юбки, я приятно забавлялась странностью происходящего. И ожидаемо расслабилась, впитывая ощущения — прохладно, ветерок, сама вся такая… ну и разные-прочие радости: зелень, птицы, цветы… Настроилась на позитив и зря — пессимисты люди умные.

Мы спустились в Нижний парк, пройдя правее, почти до Александрии. Таким образом путь к тем валунам удлинялся, но пришлось — на Дворцовой опять толпились военные. Только бросив взгляд в ту сторону, моя Анна одеревенела. Вся — телом, улыбкой, ставшей похожей на собачий оскал, и застывшим взглядом.

Выглядело, как психический загон.

— Они далеко, не переживай. Я с тобой, — как могла, начала я терапию.

— Ты совсем глупа или прикидываешься? — тоненько взвизгнула она.

— И глупа, и прикидываюсь, — терпеливо согласилась я, — а в чем дело?

— Разве ты со мной? Нет, ты не со мной! — вырвала она свою руку из моей, — ты и тогда уходила, бросив меня, оставив…

— И в этом был какой-то смысл? — предположила я.

— Для меня его не случилось, — судорожно вздохнула Анна, — я не смогла ответить ни на одно приветствие… вслед мне свистел мальчишка… и они все смотрели на меня — все до единого!

— И зачем так убиваться? Ты же так не убьешься… — пробормотала я коронное Светкино. Как-то вдруг понимая, что все ее изречения теперь в моем распоряжении. Я все их помнила — умные и не очень, но всегда забавные. Но вот с Аней не нужно было этого, или не сейчас. Тут явно происходило что-то не то.

Выбирая дальние уединенные дорожки, я перепробовала разные подходы и скоро забрезжило… А может потому, что ей самой нужно было выговориться, пожаловаться, поплакаться. И там точно была работа для психолога, а то и чего хуже.

Все оказалось просто, а в чем-то и ожидаемо. Не знай я исходники, и вряд ли что-то поняла бы из ее сумбурных откровений. Но основное я знала, об остальном догадалась по-женски, сопоставив с ее словами.

На учебу в Смольный набирали раз в три года, выпуск — соответственно.

Для выпускниц это было Событием. Двенадцать лет каторги позади и праздник наконец — настоящий. И душевный подъем, и радость, и ожидание свободы, о которой столько уже намечтали! А для Ани, которая потом и кровью, можно сказать, добилась первого шифра, это еще и триумф, ожидание заслуженной награды. Она даже знала какой та будет — выпускной в Смольном всегда посещала царская семья. Император говорил речь, вручал шифры. Потом недолгое присутствие на балу — всего три танца, они входили в церемониал.

Император и цесаревич не танцевали. Но они там были! Высоченные красавцы при параде. Николай и Михаил еще малы, так что, получается, особое внимание лучшим выпускницам уделял только Константин Николаевич. Девятнадцать лет, парадный морской мундир… да просто красивый молодой мужчина.

Легко представить, что чувствовала тогда Аня. Триумф победы, нервное ожидание праздника, новое ощущение себя в красивом платье, пафосная обстановка во время награждения, первое в ее жизни внимание интересного мужчины.

Как воспитанный кавалер, он мог что-то говорить ей, танцуя. Касался, смотрел… с интересом — я уверена. Я тоже считала Анну красивой. Не спорно, как Тая, а классически, безусловно.

Уверенная мужская рука на талии, запах его духов, тепло дыхания, ее рука во второй его руке. «Нежной и горячей» блин! Слаженное кружение в вальсе, чувство единения в танце — их было только двое на паркете бального зала. И во всей вселенной. С царевичем, между прочим.

И в какой-то момент, похоже, случился перебор всего этого, что-то надломилось внутри, как опора при избыточном весе. Хрупкое и трудноопределимое — один из винтиков психики. Она еще как-то продержалась две кадрили, которые Константин танцевал со вторым и третьим шифром. Получается, и с Таисией тоже. А когда царская семья удалилась, Анну и накрыло.

Нервный срыв, мозговая горячка, истерический приступ? Причина в нервном истощении, напряжении последних дней и всех долгих лет, эмоциональной надорванности? Случилось же отчего-то?

Несколько дней она была при смерти, не приходила в себя, бредила, поднялся жар. Еще месяц потом была слаба, как котенок. В это же время под диктовку бабушки написала прошение о фрейлинстве.

Где в это время была Тая, я не знала, но жили они не в одном месте, а потом встретились. Выпускной в Смольном обычно в конце марта… в мае Аня стала выходить из дому в сквер или парк. К тому времени она уже поняла, что не переносит рядом с собой чужих мужчин. Как у любой смолянки, проблемы с коммуникацией такого плана явно были и у Таи. Может и не такого масштаба, но всё из одного…

И непонятно чья затея, но девочки решили исправить ситуацию. А поскольку время поджимало и уже шились наряды для представления ко двору, решили клин клином, так сказать…

Отпрашивались на прогулку вблизи дома и, как-то договорившись с… кто там их сопровождал? Неважно. Они поодиночке расходились в разные стороны принимать «удар на себя». Чтобы закалиться, так сказать, в боях.

Судя по словам Ани, ничего у нее с этим не вышло и в следующие дни, расставшись с Таей, она незаметно возвращалась домой. Стыдясь своей трусости.

Но в людном месте ничего, кроме вежливого мужского внимания, ей будто не должно было угрожать? Хотя… прогулки девиц в одиночку запрещались правилами этикета. Может, отсюда и уши растут?

— А с чего ты взяла, что получилось у меня? — гладила я вздрагивающие плечи.

— Ты сияла! Ты смогла — я поняла это. Ты победила! А я сдалась, и я… теперь… я… — крупно затрясло ее всю.

В панике я не придумала ничего, кроме отвлечь. Нужен был шок. Крепко встряхнула ее и громко выдала первое, что пришло на ум:

— Спокойной ночи, господа, гасите свечи…

А дальше… потом оно уже как-то само собой… На нервах, эмоциях? Или потому, что все-таки романс — вырвался, взлетел… а я вдруг поняла, что способна и даже умею.

И пускай не Лепс — экспрессия не та, но и в женском исполнении… для меня накал переживаний ощущался не меньшим. Смолянкам с голосом вокал ставили — лучше или хуже, а у Таи голос был. Пусть и подрагивал сейчас от волнения, но — свежий, звучный, легкий, без усилия… я вообще не разбиралась в этом! Но открытие отозвалось внутри странной радостью. Аня притихла.

Сглотнув волнение, я взглянула