Перепутье - Даниэла Стил

— О чем ты думаешь, Ник? — Он не ожидал от неетакого вопроса и, повернувшись к ней, грустно улыбнулся:

— О нас. О том, что у нас есть, чего нет. —Опасные слова. Но здесь, на палубе, когда ветер бьет в лицо, Ник чувствовалсебя до странности свободным, как будто он попал в другой мир, гденеобязательно следовать строгим правилам обычной, нормальной жизни.

— И что же у нас есть?

— Я уже ни в чем не уверен. — Он вздохнул инаклонился над перилами. — Я знаю, что было у нас вначале.

— Начало было ненастоящим.

— Начало никогда не бывает настоящим. В нашем началекак раз и было настоящее. Я очень любил тебя, Хил.

— А теперь? — Она впилась в него взглядом.

— Я все еще люблю тебя. «Почему? — задал он вопроссамому себе. — Может быть, из-за Джонни?»

— После всего, что я сделала тебе? — Онапризнавала свои грехи, по крайней мере, иногда. А сейчас она, как и он,чувствовала странную свободу, особенно после двух стаканов виски.

— Да.

— Ты смелый человек. — Она говорила открыто ичестно, но так и не призналась, что любит его. Сказать так значило бы полностьюоткрыться перед ним, признать, что она принадлежит ему. Откинув с лица волосы,Хил смотрела на море. Ей не хотелось, чтобы Ник заглядывал к ней в душу, аможет быть, она просто старалась не причинять ему боль. — Что мне надетьна ужин?

— Надень что хочешь. — Им вдруг овладела усталостьи грусть. Он так и не решился спросить, любит ли она его. Может быть, теперьэто не так уж важно. Возможно, она права. Они женаты. Она принадлежит ему. Нотеперь он ясно понял, что думать так — заблуждение. — Мужчины будут вбелых галстуках. Думаю, тебе лучше надеть что-то достаточно строгое.

Она подумала, что для такого случая черная юбка и малиноваяблузка, пожалуй, не подойдут. Пока они возвращались в каюту на верхней палубе,Хил мысленно перебрала содержимое своих чемоданов и остановилась на изящномрозовато-лиловом платье.

Когда они вернулись к себе, Ник заглянул в комнату к сыну,но мальчика не было — вероятно, Джонни с гувернанткой все еще путешествуют попалубам. Ник вдруг пожалел, что не пошел с сыном. Выйдя из комнаты мальчика, онувидел, что Хиллари смотрит на него. Она сняла белое крепдешиновое платье истояла теперь в белой комбинации, красивая, как никогда. Она была из такихженщин, с которыми мужчинам хочется быть грубыми. Это не приходило Нику вголову, когда ей было восемнадцать. Но теперь он часто думал о ней так.

— Боже правый, посмотри на свое лицо! — засмеяласьХиллари глубоким грудным смехом, когда Ник приблизился к ней. — Тывыглядишь как злодей, Ник Бернхам! — Лямка ее сорочки упала с плеча, и онувидел, что на ней нет бюстгальтера. Она стояла перед ним, дразня его каждойклеточкой своего тела.

— Послушай, Хил, если ты будешь так стоять, у тебямогут быть большие неприятности!

— Да? И что же это за неприятности? — Никприблизился к жене, ощущая тепло ее дразнящего тела. Но на этот раз он не сталиграть с ней в слова. Он просто впился губами в ее губы, не раздумывая, хочетли она этого. С Хиллари это никогда нельзя сказать наверняка, все зависит оттого, насколько активным оказывается в данный момент ее любовник. Но здесь унее нет любовника. Она на корабле, в десятках миль от берега, затерянная междудвумя мирами. Она обняла мужа, он быстро подхватил ее на руки, вошел в спальнюи ногой захлопнул за собой дверь Опустив ее на постель, он сорвал с нее белуюшелковую сорочку. С жадностью умирающего от голода человека он приник к еевосхитительной плоти. Она отдавалась со страстью, напоминавшей о прошлом,однако теперь в ней чувствовался полученный за последние годы опыт. Но онбольше не задавал вопросов, не думал ни о чем, кроме своего безудержногожелания, которое, нарастая, стало наконец безграничным, и он накрыл ее телосвоим. Потом они лежали обессилевшие, и он подумал, что она, конечно, права.Она, без сомнения, его жена. Но она никогда не будет принадлежать ему. И никомудругому. Хиллари принадлежит только себе, так было в прошлом, так будет и вбудущем. Она всегда была недосягаема для него, и теперь, глядя на нее, мирноспящую в его объятиях, он с горечью подумал, что мечтал о невозможном. Хилпохожа на дикого зверька, которого стараются приручить. И еще в одном она права— он действительно втайне всегда хотел, чтобы она принадлежала ему.