Разъяренный - Кэти Эванс

Девушка морщит лицо, пока не становится похожа на маленького гремлина.

— Он ненавидит тебя до глубины души, девочка. Клянусь, в тексте «Поцелуй Пандоры» не хватает слов о том, что он желает тебе смерти. И он обращает на тебя внимание только для того, чтобы сломать.

Я смеюсь. На самом деле к такому смеху я, в общем-то, привыкла. К смеху, который означает полную противоположность меня счастливой и весёлой.

— Он уже сломал меня, больше нечего ломать, и когда я восстановила себя, первостепенной задачей стало не вставлять сердце обратно. Так что это круто. Спасибо, что беспокоишься обо мне. Твоя забота очень трогательна.

Она резко подаётся ко мне и хватает за руку.

— Но ты до сих пор продолжаешь пялиться на него так, словно думаешь, что он твой. А это не так.

— Отпусти меня, если не хочешь, чтобы я тебя ударила, — предупреждаю её.

— Ух ты. Ведёшь себя совсем как мужик, — говорит она.

— Эй, Тит, — зовёт Лекс, подходя к ней и разглядывая нас обеих, как будто чувствуя, что мы собираемся устроить прямо здесь и сейчас настоящую грызню. Удивительно, но он не отошёл от нас, чтобы насладиться представлением.

Может быть, Лекс всё-таки не такой уж и придурок?

Стоит ему подойти, как лицо Тит мгновенно переключается с режима сердитого гремлина на режим милой кокетки. Лекс обнимает её за талию и целует в губы. Боже, не могу поверить, что эти парни делятся своими женщинами друг с другом.

Или, на самом деле, могу?

Но точно не могу поверить, что они называют её «Тит4».

Заметив, что Маккенна рассматривает меня странным собственническим взглядом, я отворачиваюсь. А он с красным пластиковым стаканчиком в руке направляется ко мне, и по мере его приближения у меня в животе разгорается пламя болезненной нервозности. «Может, ты, наконец, перестанешь меня нервировать, придурок?» — хочется закричать мне.

— Уже заводишь друзей? — говорит он с ухмылкой.

Однако эта ухмылка совсем другая. Как будто он недоволен мной также, как и Тит, что просто смешно.

И вдруг я вспоминаю, как однажды в выходной после Дня благодарения сбежала с ним немного погулять. Помню, как мы пошли на каток, в тот день шёл снег и было холодно. Мы смотрели, как ребята делают ледяные скульптуры и катаются на коньках, и мне нравилось прижиматься к нему, потому что он всегда был таким тёплым, сильным и твёрдо стоял на ногах. Увидев ровную поверхность льда, твёрдую и белую, решили покататься. Я надела коньки, попыталась держать ноги в ботинках ровно и неуверенно ступила на лёд. Потом я скользила по нему, держась за Маккенну, а он кружил вокруг меня, как будто родился в коньках. Мой Ледяной Человек с серебристыми глазами, горячей кожей и самыми совершенными в мире губами. Мускулистый и сильный, он с лёгкостью мог протянуть руку и закружить меня волчком. А потом он останавливал меня, обнимал, прижимал к себе и приподнимал край моей шапки, чтобы прошептать: «Ты такая горячая, что за пару часов растопила бы весь этот каток».

Когда я вспоминаю прошлое, сердце немного оттаивает, и я пытаюсь надеть ледяную броню, которая мне нужна, чтобы защититься от него. Маккенна больше не тот мальчик, с которым я каталась на коньках, пряталась и думала, что люблю. Он знаменитая рок-звезда, которая заводит интрижки с женщинами. А я — просто первая из целого легиона девиц.

— Что? Нечего ответить? — спрашивает он меня. Если честно, я даже не помню, о чём мы говорили, но Маккенна улыбается и добавляет: — Не так уверена в себе, когда в руках нет овощей?

В его глазах игривый вызов, искры, выдающие плохого мальчика, от которого у меня до сих пор учащается пульс.

— Кенна, хочешь кекс? — спрашивает одна из танцовщиц, подходя и чуть ли не тыча им в его лицо.

— Не сейчас, — говорит он ей, отодвигая подношение, его взгляд прикован ко мне. Манящий голос, точёные скулы, аура наэлектризованного воздуха — всё это пытка для моей девчачьей сущности. Пытка. Чувствую себя немного пьяной от того, что получаю его внимание, которого все жаждут.

— Может, выпьешь ещё? — с надеждой спрашивает она, протягивая ему свою красную чашку.

Это привлекает его внимание, и он смотрит на красную чашку.

— Что у тебя там?

Я не собираюсь оставаться здесь и смотреть, как эта бедная девушка позорит весь женский род, поэтому отправляюсь на поиски Лайонела. Мне нужен ключ от моего номера.

— Уходишь с вечеринки пораньше? — спрашивает Маккенна, когда я ухожу.

Свой ответ я адресую Лайонелу, которого обнаружила недалеко от нас. Подхожу к нему, и менеджер, заметив меня, ставит стакан с виски на стол.

— Я устала. Если ты не против, я уже поделилась пикантными подробностями с одним из фотографов, — и указываю на блондина.

— Ной? Хорошо. Весьма признателен. — Он вынимает ключ. — В нашем распоряжении весь этаж. В президентском люксе будет открыт общий медиа-зал. В холле кладовка с продуктами.

— Спасибо.

Некоторое время у меня уходит на то, чтобы разобраться, где чьи номера. Это отель длительного проживания, поэтому номера больше похожи на апартаменты. Позади слышаться чьи-то шаги, какое-то шарканье, затем хихиканье. Похоже, Тит и Лекс целуются, но я не уверена. И не спешу обернуться. Меня охватывает непреодолимое желание убежать от того, кто стоит у меня за спиной, и, повинуясь импульсу, я хватаюсь за ближайшую ручку двери. Она открывается, и я вижу перед собой абсолютную темноту.

Прежде чем ко мне приходит понимание, что это что-то вроде чулана, дверь за мной захлопывается, и снаружи доносится торжествующий смех.

Отлично.

Просто охуительно.

Меня заперли здесь. Как и предсказывал Маккенна, надо мной решили поиздеваться. Чёрт, ненавижу, когда он оказывается прав.

Прижимаюсь ухом к двери, напряжённо вслушиваясь в голоса снаружи. Они все ещё там, и я улавливаю смешки женщин и мужской шёпот. Вздохнув, осматриваю кладовку и решаю, смогу ли я здесь устроиться на ночь. Помещение крохотное, и его недостаточно, чтобы можно было вытянуться на полу. И что теперь, придётся спать сидя? Всю грёбаную ночь? Ну уж нет. Когда они уйдут, я попытаюсь отпереть эту фиговину.

Проходит несколько минут, и вдруг становится таинственно тихо. Я чувствую, что они всё ещё где-то там и чего-то ждут.

Но чего именно?

А потом слышу голос. Несмотря на то, что он приглушён, я точно знаю, кому он принадлежит, потому что все волоски на моих руках встают дыбом.

Блядь,