Посткарантин - Злата Косолапова

Пробравшись мимо темных, местами покрытых красным мхом вагонов, мы выбрались на свободную площадку у гермодвери. Прищурив глаза, я присмотрелась: большая полукруглая дверь с калиткой над рельсами зеленела впереди. Ну, всё, вперёд. Только не видно ничего. Один маленький фонарик на стене, и на том предел.

А сквозит‑то как.

Подобравшись к гермодвери вслед за Вебером и собаками, я спешно приложила красную ключ‑карту к магнитному замку. Замок пикнул, крякнул, и калитка приоткрылась с глухим звуком. Вот и всё. Не медля ни секунды, я шагнула за порог и протиснулась в сырую темноту.

Тьфу ты, темень хоть глаз выколи. К счастью, пещера, заставленная каким‑то барахлом, оказалась не очень длинной. Мы пересекли её за несколько секунд…

Ночь. Я сразу поняла, когда оказалась под небом. Свежий воздух ударил мне в лицо, ветер прохладой коснулся шеи.

Я ощутила, как в горле заскрёбся зуд, который плотным комом плюхнулся ко мне в легкие. Закашлялась. Не отрывая ладони от лица и держась за горло, я, поддерживаемая Сашей, бежала в ночную тьму, едва ли что‑то замечая перед собой. Теперь я дышала совсем другим воздухом: грязным, пыльным, слишком непривычным для меня, совсем не таким, как в Адвеге. Тем самым воздухом, которым я дышала когда‑то так давно. Три года назад.

Я боялась. Старалась не думать об этом, но боялась, что не смогу им дышать так, как раньше. Кашляя, я поспешно обернулась. Никого не видно, но это ещё ничего не значит. Останавливаться было нельзя, сбавлять шаг тоже. Мы всё бежали по какому‑то склону вниз. Деревья нас окружали со всех сторон. Похоже, мы попали в какой‑то лес или рощу.

Торопясь, я спотыкалась о камни, падала, снова поднималась и снова пыталась бежать. Вебер хватал меня то за локоть, то за шкирку, поднимал и – за собой. Мне казалось, что от меня уже ничего не осталось: разбитые колени ныли, горло болело, и всё тело страшно ломило.

Я в очередной раз обернулась, следя за темнотой, густой и мрачной, скопившейся между стволами деревьев, а в следующий момент, зацепившись ногой за огромную корягу, полетела вниз, потеряв руку Вебера. Прокатившись кувырком несколько метров, я всё же смогла ухватиться за что‑то и затормозить. После такого падения я едва ли могла куда‑то бежать, поэтому, шаря вслепую в темноте, умудрилась залезть в яму под какой‑то корень. Слава Богу, что это место вообще мне попалось. Главное, чтобы там, под корнем, не оказалось какого‑нибудь мутанта, который откусит мне ноги. Вебер впрыгнул под корягу вслед за мной уже через мгновение. Где были собаки – ума не приложу, но думаю, что по команде хозяина они умели прятаться получше нас.

Мы затихли. Время будто бы остановилось. Я лежала на острых камнях, ощущая запах сырой земли. Пыль и грязь скрипели на моих зубах, ветер, наполненный запахом хвои и лежалой травы, касался кожи. Прижимаясь спиной к груди Вебера, я ощущала, как меня охватывает приятная дрожь – Господи, ну и дуреха я. Мы тут погибаем, а я всё об одном.

Пролежав две минуты, Вебер поднялся со стылой земли, я за ним. Судорожно отряхнув лицо и руки, я глубоко вздохнула. Моё тело буквально горело после погони, кашель скребся в горле. Сняв рюкзак с усталых плеч, я достала бутылку воды и сделала пару глотков, отдала Веберу, тот тоже приложился и вернул мне обратно. Стало легче.

Глава 4

Я вздохнула, подходя к окну и оглядываясь в нашей с папой комнате.

Моя часть комнаты была частично отгорожена стеной. Здесь стояла лишь односпальная кровать, застеленная рыже‑персиковым покрывалом, и маленький письменный стол, придвинутый к окну. Папина часть комнаты была куда больше, помимо его кровати и письменного стола там находился большой шкаф с нашими вещами. Высокие окна нашей комнаты были занавешены мятым полупрозрачным тюлем и персиковыми занавесками.

На потолке хрустальными капельками сверкали две изящные люстры, а на полу был расстелен старый рыже‑красный ковер с цветами. Он создавал особый уют, как и светло‑жёлтые обои с маленькими красными розами. Всё это, конечно, здесь было ещё до войны, но сохранилось настолько хорошо, насколько это было возможно.

Глядя на осенний пейзаж за окном, я улыбалась и краснела. Всё потому, что думала о Вебере. Надо же. Уже год прошел с момента нашей первой встречи и знакомства, и с каждым днём я всё лучше и лучше понимаю то, что больше никогда и никого не полюблю так, как его.

Я прижалась лбом к стеклу, глядя на то, как гибкие черные ветки с несколькими пожухлыми листьями клацают по стеклам усадьбы. Сашка приехал вчера, мы наболтались за ужином до одури. А сегодня пойдем гулять к озеру.

Скорее бы!

***

Я выбежала из парадных дверей на широкое крыльцо, где, сидя за черными коваными столиками, пили чай старики. Пробежав мимо них, я спустилась по лестнице, зацепилась носком за выбоину и спикировала вниз.

– Эй, эй, орлёнок, ты куда так летишь? – с улыбкой спросил Вебер, когда я, чуть не упав с лестницы, уткнулась ему носом в грудь. Как тепло! Как прекрасно… Запах табака и ночного ветра, запах лимона и костра. Господи, как бы мне хотелось прижиматься к этой груди больше, чем одно мгновение.

Я отскочила от Вебера и залилась краской.

– Прости, Вебер, – почесала я затылок. – Чуть не убила тебя, да?

– Сама чуть не убилась! – усмехнулся Сашка. – Мне‑то что будет! Пойдём!

Свет разливался лучистым теплом над черными сплетениями веток. Небо, казалось, оттаяло, стало нежно‑голубым, мягким. Время – пять, и солнце совершенно не собиралось садиться. Начало осени, куда там. Мы шли по тропинке и болтали.

Воздух был свежим, наполненным запахами ароматных костров, лежалой травы, чего‑то жареного, чего‑то домашнего. Проходя через лесопарк, я с наслаждением дышала свежим воздухом и наблюдала за рыжеющими над моей головой осенними листьями. Немного побродив под сенью чернеющих ветвей деревьев и пожухлой хвои, мы с Сашкой вышли к озеру.

Вода озера казалась гладкой, словно зеркало. И темной, почти чёрной. Опавшие листья плавали по водной глади, словно маленькие лодочки. Беседка с белыми колоннами и довольно целыми балюстрадами была, конечно, исчерчена трещинами и изрыта кусками отколотой белой краски, но всё равно выглядела очень красиво.

Когда мы подошли к ней, то я тут же