Измена. Плата по счетам - Ирина Манаева

ко мне в трусы залезла, а я виноват? — он опять подпирает проём. А я чувствую себя человеком, оказавшемся в дешёвом водевиле. Причём билеты я не брала. Это подарок.

Мелодичный звонок, и Ульяна бьётся в истерике. Она подскакивает с места и бежит наверх по лестнице, а меня не покидает ощущение розыгрыша. Так не бывает. Они все с ума посходили?

— Открыть? — интересуется Владимир, и я неуверенно пожимаю плечами.

На пороге незнакомая девушка, глубоко беременная. Наверное, месяц седьмой.

— Ой, я, наверное, ошиблась, — снова смотрит в телефон, сверяя адрес. Господи, ну пусть вот она ошиблась, у меня и так какое-то ощущение нереальности. Может, всё же добралась отрава мужа до сознания? — Это дом Ростовцевых? — спрашивает таким сладким голоском, вот как Настенька из сказки.

Владимир оборачивается, ожидая нашего решения.

— А я к вам, Инга, — видит она меня, отчего-то узнавая, и намеревается без позволения войти в дом, только «охрана» не пропускает. Была уже сегодня одна вот такая миловидная.

— Я тебе пистолет подарю, — звучит голос Леры, а рука опускается на моё плечо. — Что-то часто ты кому-то нужна стала. — А потом обращается к девушке. — Неприёмный день, милочка.

— По какому вопросу? — решаю уточнить, и она укладывает руку на свой живот.

— У меня ребёнок от вашего мужа.

Шах и мат, господа.

Глава 25

Ощущение нереальности продолжается. И у нас, как в «Горе от ума», немая сцена.

Когда Славу было пятнадцать, я всё ждала, что на пороге объявится вот такая миловидная пузачка и скажет, что беременна. Космос и презервативы упасли меня от этой участи, но не оградили от другой.

Старый ловелас сотворил новую жизнь в молодом теле. А поделиться этой чудесной новостью пришли со мной.

Ростовцев на мгновение округляет глаза, а потом идёт смотреть, кого принесла нелёгкая. У него этих любовниц по дням недели что ли?

— Ты кто? — задаёт вопрос, и мне на мгновение становится легче дышать. Может, он действительно ничего не делал, а девочка захотела денег и внимания? Услышала что-то про него в центре, к примеру, пришла качать права. Не знаю, дурацкие мысли в голову лезут, но я хватаюсь за мифическую возможность, что Ростовцев не последняя скотина. Иначе и я в этом свете выгляжу ужасно, как человек, который был слеп всё это время.

— Руслан, не помните, я — Маша, — трогает она свою грудь. — Маша Синицына.

Принимаюсь хохотать, как сумасшедшая. Заливисто и громко. Ну всё, теперь ясно. Это фарс. Ну какая Синицына? Это же из Ералаша.

Лера испуганно косится в мою сторону, медленно моргая. Руслан пьяным поворотом оказывается ко мне лицом, и морда у него растерянная и задумчивая.

— Может, хватит уже? — интересуюсь, переводя дух. — Кто автор грандиозного спектакля? Синичкина, мать его. Ну вот с фамилией вы, конечно, перестарались.

По виду Леры вижу, что она перестала понимать происходящее. По Владимиру совершенно не ясно ничего. Ростовцев продолжает пьяно моргать, а позади раздаётся голос Ульяны.

— Вот это ты мудак, Русланчик. Во все мишени, да ещё и не холостыми.

Кажется, она решила выбраться из укрытия и послушать, что у нас тут происходит.

— Девушка, покиньте дом, пожалуйста, — говорю, а Машенька продолжает держаться за толстый ремень сумки.

— Я знала, что вы не поверите, — как-то горько усмехается. — И не виню вас, я бы и сама не поверила, — пожимает плечами, и лицо у неё такое живое, что каждая эмоция читается с лёгкостью. — Но я говорю правду. Руслан Ростовцев отец моего сына.

— Такую интригу убили, — цокает языком Лера. — Надо же было гендер-пати устроить.

Руслан снова группируется, чтобы посмотреть на девчонку. Но она не прыгает к нему на грудь, а ведёт себя достаточно сдержано, можно даже сказать благородно, если в этой истории вообще может быть подобное.

— Да не знаю я тебя, — Ростовцев, чуть не падая, делает в её сторону несколько шагов.

— А если так? — она убирает волосы, зажимая их ладонью в подобие хвоста.

Я не вижу лица Руслана, но по тому, как поникли его плечи, как он наклонил голову, кажется, что он её узнал.

— Инга, давай соберём вещи и уедем, а то сейчас придут ещё любовницы и, не дай бог, любовники, — Лера уходит в мою комнату, а мы остаёмся очень странным составом.

— У меня есть доказательства, Инга, — девчонка лезет в сумку, намереваясь там мне что-то продемонстрировать, но я дёргаю рычаг, разворачивая карету, и еду за подругой, чувствуя в груди какую-то жгучую боль.

Меня предали.

Меня унизили.

Меня продолжают топить дальше.

Лера тут же закрывает дверь, хлопая ею сильнее, чем надо, а потом обхватывает меня, прижимая к себе.

— Если я скажу, что всё будет хорошо, это тебе поможет? — задаёт вопрос, но я лишь качаю головой. Дурацкая фраза вежливости, которую зачастую говорят, лишь бы что-то сказать. Потому что никто не знает, что там действительно будет. А тем временем внутренности сдавливает невидимая рука. — Тогда я скажу, что всегда буду рядом, — она целует меня в макушку, а я обнимаю её одной рукой, заставляя себя в который раз быть сильной.

День ото дня, неделя к неделе, месяц за месяцем я обещаю себе, что дам слабину, потому что вечно звенеть напряжённой струной никто не в силах. Но обманываю.

— Думаешь, она не врёт? — спрашиваю Леру негромко.

— А хрен её знает. Может и нет. Только тебя уже это касаться не должно. Пусть дедапаша, — соединяет она вместе слова «дед» и «папаша» — разбирается со своими бастардами самостоятельно. Хватит. Береги нервы, на всех козлов не напасёшься.

Утро вечера мудренее, всегда говорила мама, повторяя народную мудрость. И была права. Многое на свежую голову видится иначе.

Выбираемся с чемоданом в гостиную. Руслан на диване обхватил голову. Ульяна на ступенях держится за две балясины, воткнув между ними лицо, Синицыной нет.

— Инга, — сестра тут же соскакивает с места, сбегая вниз. — Я с тобой. Я не останусь здесь.

— Нет, я слышала, что наглость второе счастье, но не настолько же! — Лера округляет глаза. — Ты уже переключи тумблер мыслей с нижнего этажа на верхний, — стучит себе по виску. — Вообще стыд потеряла.

— Я не с тобой говорю, — огрызается младшая сестра. — Инга, — зовёт меня, как тонущий в луже котёнок. — Кадир уже в городе!

Вспоминается старая страшилка про гроб на колёсиках. Он уже у твоего подъезда. Было жутко. А теперь у меня своя странная жизнь.

Наступаю на горло жалости. Не оборачиваясь, качусь вперёд, где меня ждёт глоток свободы. На прощание желаю не поубивать тут друг друга.