Развод. Со мной так нельзя - Амелия Борн

едва не рухнув с табуретки, на которой стояла, наряжая елку. Понимала, с чем был связан вопрос дочери, но не представляла, как на него ответить. Точнее, ответ у меня был один: несмотря на все, что сотворил Ковалев, настолько кардинальных мер принимать мы не станем. Он ведь ее отец, что бы ни случилось. И конечно, Даша имела все основания обижаться на Алексея, но мне нужно было донести до дочери, что выписывать кого бы то ни было из свидетельства — запрещенный прием. Даже если это возможно.

— Дашуль, ты очень категорична, — ответила я спокойно. — Ты знаешь, я с тобой. И совершенно не оправдываю твоего папу и того, как он с нами поступил, но все меняется. Время течет, обстоятельства становятся другими…

Я не договорила, когда дочь хмыкнула и, протянув мне звезду на макушку, спросила:

— Думаешь, что прошлое можно стереть?

Вот и дал же мне господь такую умную дочь…

— Нельзя, конечно, — пожала я плечами. — Но будущее может перекрыть его, если понимаешь, о чем я.

Спустившись с табуретки, я отряхнула руки и окинула взглядом результат наших трудов.

— Ну, как тебе? — спросила у Дашки.

Люси, словно чувствуя, что мы завершили работу, прибежала взглянуть на наряженную елку. Восхитилась, прижала ручки к груди.

— Касиво-о-о! — похвалила нас.

Дарья же вздохнула и согласилась.

— Красиво.

Я не знала, что еще сказать дочери. Учитывая, что мы часто обсуждали случившееся, и я раз за разом доносила до нее свою позицию, Дашка пока была упертой в этом вопросе. Однако, от необходимости отвечать меня отвлек звонок в дверь.

Нахмурившись, я взглянула на часы. Мы никого не ждали. Вечер собирались провести тихо, в семейном кругу. Вкусно поужинать, немного посмотреть телевизор. А тут кто-то явился без приглашения.

Когда взглянула в глазок, оказалось, что черти принесли Ковалева. Который наверняка видел, что в окнах квартиры горит свет, когда сюда поднимался.

Очень хотелось сделать вид, будто никого нет дома, но я опасалась, что Алексей начнет стучать и названивать еще активнее и этим напугает Дашу и Люси.

— Ты научился-таки не врываться в чужой уже дом, как я и просила? — поинтересовалась язвительно, открыв мужу.

Мое желание не впускать Ковалева, а быстро уточнить, что ему надо и выставить прочь, не сбылось. Он бесцеремонно отодвинул меня в сторону, легко, как пушинку. И, зайдя в квартиру, сказал:

— Нужно поговорить.

Если бы я сейчас стала выгонять Алексея за порог, пожалуй, Даша бы убедилась в том, что ее желание выписать отца из свидетельства — правомерно. Да и судя по виду Ковалева, случилось что-то из ряда вон выходящее.

— Ты одна? Больше никаких мужиков нет? — задал он вопрос, оглядываясь, будто у меня каждый раз, когда муж приходил, в каждом углу по любовнику пряталось.

— Пока нет. Но это дело наживное, — ответила ровно, кивая в сторону кухни. — У тебя есть минут десять. Не хочу портить себе предпраздничное настроение долгими разборками.

Мы прошли к столу, за которым и устроились. Ремарки про чай-кофе вставлять я не стала, надеясь, что Алексей понимает: привечать здесь его точно не станут. Особенно после нашей последней встречи, когда я выдала Ковалеву все, что имела ему сказать.

— Тот человек, которого ты принимаешь у себя дома, и с которым ты, как говоришь, нашла общий язык — опасен.

Алексей не стал ходить вокруг да около и сразу сказал обо всем, с чем пришел. И вперил в меня тяжелый взгляд, который словно бы говорил: Ну? И что ты с этим будешь делать?

Я же моргнула раз, другой, склонила голову набок.

— Ты про мужа Нины? — уточнила на всякий случай. — Или ко мне мог прийти еще какой-нибудь опасный человек?

— А ты с кем-то еще нашла общий язык?

Ага, значит, задело. Что ж, это даже хорошо.

— А какое твое дело? У нас развод, Ковалев, если ты забыл. Находить какие угодно части тела с другими мужчинами я могу в любое удобное для себя время. Тем более, что оно теперь у меня совершенно свободно.

Алексей начал злиться, но, на удивление, очень быстро взял себя в руки. Видимо, решил, что разборками делу не поможешь. Или выучил этот урок, исходя из того, во что превратилось наше предыдущее общение.

— Я был у Нины. Она рассказала мне правду, — начал Ковалев, подбирая слова.

Я решила, что выслушаю его, не перебивая. Несмотря на то, что все внутри противилось тому, как спокойно и даже ровно мы обсуждали его любовницу, сидя у нас на кухне.

— Сказала, что вышла замуж за Игоря, когда у нее уже был Антон. Это ее сын. Пожила с ним какое-то время, но очень быстро их жизнь превратилась в ад. Потому что Нина столкнулась с настоящим абьюзером.

Я вскинула бровь, слушая мужа с неподдельным интересом. Вот это лапши она ему, конечно, на уши навешала, если он говорил об этом настолько уверенно. Ковалев хоть знал, кто такие абьюзеры?

— Игорю пришлось уехать, он оставил Нину с сыном, но угрожал ей расквитаться с Антошкой, если она найдет другого.

Вот тут-то я не выдержала. Рассмеялась и поинтересовалась:

— А Нине настолько плевать на сына, что она решила залезть к тебе в постель? Или чесалось между ног так сильно, что можно и Антоном пожертвовать?

На скулах Алексея заиграли желваки, однако мне было все равно на то, что он злится. Я считала, что имею полное право высказываться про его неземную нимфу, которая, похоже, очень хорошо устроилась, вертя мужиками направо и налево.

— Ариш… не нужно так, прошу. Мне очень жаль, что все вышло так. Что ты и наши дети пострадали от моих рук. Но я хочу все исправить. Мы разведемся, я не против, но дай мне возможность вас уберечь!

Я не выдержала и стала гоготать в голос. Нашелся тоже мне, уберегатель! От себя не смог, а от чужого абьюзера — на раз-два.

— Как ты себе это представляешь? — спросила я, когда отсмеялась. — Переедешь к нам обратно?

— А можно?

— Естественно, нет!

У меня даже брови на макушку подпрыгнули от того, что Ковалев спрашивал об этом, что называется, на голубом глазу. Еще не хватало, чтобы ему в голову взбрела «чудесная» мысль явиться сюда и здесь жить под благовидным предлогом охраны.

— Игорь за время нашего общения ни словом и ни делом не показал, что я должна чего-то опасаться. А то, что твоя Ниночка выдает в отношении своего мужа такие суждения — это только ее дело. И если на этом все и сказать тебе больше нечего —