Поцелуй воина - Кэрри Лофти

Он бессильно упал на пол, спиной на дубовые доски. Его веки закрывались сами собой, придавленные тяжестью его бремени.

Ему нужно поспать. Но что нужно ей?

Она не хотела ничьей помощи, а у Габриэля не осталось других вариантов. Кроме как запереть ее в комнате без окон на несколько недель. Мысль о том, что придется ухаживать за ней, вырвать ее из опиумной зависимости, вцепившейся в нее как смерть, – он не мог выбрать более страшной задачи.

За его спиной раздался громкий стук в дверь.

– Откройте! Мы требуем, чтобы нас впустили.

Старые привычки не отпускали. Не важно, как долго он жил в безопасности монастыря, внезапный шум в коридоре заставил его искать оружие. Он отскочил от двери и схватил крупный осколок миски, прежде чем мысль пересилила его инстинкт.

Он отпер дверь и встал между Адой и людьми, которые вошли: Пачеко, Латорре, доктор и трое вооруженных стражников.

Он зло посмотрел на каждого из них, а затем его взгляд остановился на Пачеко. Осколок вонзился в ладонь.

– Она отдыхает впервые за час, и вы решили вломиться именно в этот момент?

Пачеко взглянул на Аду, потом перевел стеклянный черный взгляд на Габриэля.

– Это что еще я услышал от доктора?

Похожий на птицу человек выпятил грудь. Габриэль спросил:

– А у него хотя бы есть имя?

– Меня зовут Мендес, послушник, и...

– Он не соизволил представиться. – Габриэль потер затылок, но не нашел облегчения от нарастающего напряжения. – И он настаивал на кровопускании.

Пачеко красноречиво пожал плечами.

– И?.. Если ее нервы расшатаны, это может быть необходимо.

– Это и есть необходимо, – вмешался Мендес, его узкое лицо потемнело до цвета разбавленного красного вина. – Она явно не в себе и представляет угрозу для окружающих.

Габриэль резко вздохнул.

– Посмотрите на нее, – сказал он, указывая осколком. – Эта спящая женщина представляет для вас угрозу?

– Несомненно!

Габриэль шагнул ближе, наступая на костлявого доктора со всей силой, которую мог разумно сдерживать.

– Так, значит, это касается и меня тоже?

Стражники выхватили оружие.

– Габриэль! – Лицо Пачеко оставалось спокойным, несмотря на резкость в его голосе. – Ты не можешь угрожать этим людям! Мы гости в этом месте.

– Но, возможно, ненадолго, – сказал Латорре. – Брат Пачеко, этот послушник заслуживает наказания за такое поведение.

Габриэль отшвырнул глиняный осколок, втайне наслаждаясь тем, как стражники вздрогнули. Но дисциплинарное взыскание означало не только лишение свободы или пост – и без того не самые приятные перспективы, – но его также разлучат с Адой, а его испытание будет провалено. Ради них обоих он обуздал гнев, которому на мгновение поддался.

Он обратился к Пачеко, единственному из присутствующих, кто еще мог быть на ее стороне:

– Наставник, она... она боится. Не хочет, чтобы ее резали.

– Это опиум, – сказал Пачеко. – Ты позволяешь ей высказывать свое мнение, когда у нее нет даже рассудка.

Габриэль вздрогнул, вдруг устыдившись, что о болезни Ады говорится вслух. Латорре и Мендес больше не смотрели на нее как на ведьму или заразную, а смотрели на нее как на создание, которое нужно пожалеть.

Он ждал решения Пачеко, но не знал, что хочет услышать.

– Что случилось такого, что я не могу продолжать действовать так, как считаю нужным? – спросил он.

– Твое здравомыслие под вопросом, – ответил Пачеко.

– Но я знаю разницу между тем, когда за нее говорит опиум, и крайним ужасом.

Латорре поднял бровь и злобно посмотрел на него.

– Ты так хорошо знаешь ее, послушник?

Габриэль повернулся и отбросил овчину.

– Смотрите сами. У нее шрамы на ступнях. Кто-то намеренно истязал ее.

Пачеко пристально посмотрел на него. Муравьи, бегающие по коже, были бы гораздо приятнее.

– Ты устал, Габриэль, – сказал он.

– Вы, наверное, просто не можете понять ее страх. Она была испугана, а этот надменный боров обращался с ней как с каким-то животным.

Мендес снова негодующе забубнил. Его глаза перебегали с Пачеко на Латорре.

Но Латорре только, открыв рот, смотрел на босые ноги и лодыжки Ады.

– Ты снял с нее сапоги? Без сопровождающей?

Габриэль рывком вернул овчину на место.

– У нее лихорадка, и сама она не могла снять их. Что мне было делать?

– Послать за горничной или монашкой, – ответил Латорре.

– Вроде той, что удерживала ее? – Его резкий голос отразился эхом от низких каменных стен комнаты.

– Она делала это, чтобы я мог произвести кровопускание, – сказал Мендес. – Если бы ты не вмешался, сейчас эта женщина уже бы поправилась.

– Вы даже не спросили, что у нее за болезнь, – ответил Габриэль. – Опиум, чума, водянка – у вас на все одно лекарство.

Мендес взмахнул своим широким рукавом.

– Это невыносимо! Я хочу, чтобы его наказали!

Латорре кивнул и повернул свое одутловатое лицо к Пачеко.

– Я согласен с сеньором Мендесом. На этого мальчишку нужно наложить дисциплинарное взыскание.

Габриэль сжал кулаки.

– Я не мальчишка, ты...

– Никто не будет указывать мне, как надзирать за моим послушником. – Никогда не повышавший голос, что бы ни происходило, Пачеко взглядом своих черных глаз держал в повиновении каждого. – Вы понимаете меня?

– Я понимаю, – Ответил Латорре. – Но я также понимаю, что моя должность мажордома архиепископа дает мне право предоставить вам пристанище. Или отказать в нем.

– Брат Латорре, ты угрожаешь мне?

– Нет, только твоему послушнику. – Латорре взглянул на Аду. – Ему и этой безумной женщине, которую вы привели к нам. Я хочу, чтобы они оба ушли. Сейчас же.