Княжна - Кристина Дубравина

на рукопожатие; про босса Аниного Пчёла слышал не только от самой Князевой, но и от своих людей, которые иногда, но Кристиана упоминали. Как правило, говорили о Вагнере, как о человеке «дружелюбном», позволяющем проводить переговоры на своей территории за совершенно символическую — для такого надежного места, «покрытого» частной адвокатской контрой — плату.

— Герр Пчёлкин. Рад видеть.

— Взаимно, — ответил ему бригадир, уже привычно сдержав усмешку; подумаешь, да какой из него «герр»? Он на «мистера»-то не тянет, а тут…

Блондинка в платье из тонкой ткани, которую носить следовало летом, а не в середине осени, за руку Вагнера взялась жестом совсем детским, что в обществе относительно высоком мог растолковаться неправильно. Мужчина погладил «полторашку» по пальцам и произнёс, заглядывая то в лицо Анино, то в Витино:

— Я слышал про Джураева, — и чуть помолчал, словно проверить думал, изменятся ли лица парочки.

Анна на миг взор отвела, но быстро взгляд на босса вернула. Пчёлкин же бровью не повёл, даже когда Вагнер с напускной скорбью поджал губы.

— Вы же были знакомы? Примите мои соболезнования.

— Спасибо, — проговорил Витя сухо. Сам держал в голове, что Кристиан тоже с Фариком был знаком — до всей заварушки с Беком немец Джураеву позволял наркоту через «Софиты» толкать. Значит, сам воду мутит; в подобном криминальному авторитету типа Пчёлы другого винить было крайне лицемерно, конечно, но ухо старательно востро держал.

Мало ли, что Вагнер ещё намутить попробует? И с кем именно?..

Босс Анин недолго постоял в ожидании продолжения не особо искренних светских бесед и спросил у Князевой за секунду до того, как тишина стала неловкой:

— Как ваш настрой, Анна?

— Я проверяла труппу до того, как подняться в зал. Поэтому могу с уверенностью сказать, что мы готовы представить зрителям «Возмездие», — сказала она с подачей ведущей ток-шоу и в глаза боссу посмотрела, сладко, даже, скорее, приторно наклонив голову чуть вбок.

Голос не дрогнул, и Анна удивилась даже собственным словам, в каких лжи не было. А если и присутствовало враньё, то самая капля, какую Князева не заметила, какую сравнить можно было с каплей успокоительного.

Витя пальцы её накрыл ладонью.

Вагнер довольно кивнул:

— Рад слышать, — и тогда арийка вдруг дёрнула Кристиана за рукав жакета. Босс, извиняющейся улыбкой ответив на удивленный взгляд Анны, представил блондиночку:

— Позвольте представить вам фрау фон Кох.

Дама, услышав фамилию свою, встрепенулась, совсем как первоклассница на линейке, и распрямила спинку в струну, с напускной важностью качнула головой к Князевой:

— Мы с Карлой учились вместе, в Лейпциге, пока Германия была разделена. Я, Анна, говорил вам о ней.

Девушка кивнула, припоминая, действительно, что-то про Лейпциг и фамилию, которая у неё отчего-то ассоциировалась с каким-то важным немецким генералом. А потом вдруг что-то сверкнуло перед глазами, точно током ударяя, и Аня поняла, что девчонкой с никудышными манерами была авторша «Возмездия».

Именно Карла фон Кох написала пьесу, сценарий которой повторяли актеры, в тот миг сидящие в гримёрках, делающие последние штришки в гримах, затягивающие корсеты платьев и рубах. Именно ради этой немки, с которой Вагнер делил парту в универе Лейпцига, герр поставил на уши все «Софиты».

Если бы Князевой такую характеристику фрау фон Кох дали, и только потом саму Карлу представили, она бы не поверила, что такая улыбчивая и малость отталкивающая излишней эмоциональностью девушка написала рассказ о классической родственной вендетте.

Анна старательно лицо сохраняла, пока герр на немецком Карлу знакомил с режиссёром и сопровождающим её криминальным авторитетом. Фон Кох с распахнутыми глазами и улыбкой от уха до уха производила впечатление ни то ребенка, каким-то образом оказавшимся в теле взрослого, ни то маньячки.

— …и фрау Анна Князева. Театральный режиссёр, — проговорил на немецком Вагнер. — Она и ставила «Vergeltung».

— В самом деле?! — воскликнула радостно Карла на языке, какой Витя знал лишь на уровне «привет-пока», и, не дождавшись ни ответа, ни кивка, протянула Ане руку свою. — Как здорово!

— Добрый вечер, фрау фон Кох, — поздоровалась Анна и пожала руку ей жестом, женщинам не свойственным. Хрупкая девчонка за ладонь Князевой схватилась и потрясла так, будто думала руку Ане оторвать.

Стоило больших сил лицо сохранить, когда какой-то суставчик в запястье гулко хрустнул.

— Для меня — большая честь ставить впервые именно вашу пьесу.

— Впервые?! — ещё громче ахнула Карла. — Так вы только-только стали режиссёром?!

Аня улыбнулась, кивая. Пчёлкин чуть плечи напряг, отчего крепче стала ощущаться его рука, — видно, не одной Князевой тяжело было в компании инфантильной немки. Только Карла, набрав в лёгкие больше воздуха, что-то захотела сказать, как из колонок раздался первый звонок.

До выступления оставалось пятнадцать минут, двери в зал открылись услужливыми швейцарами. К партеру потянулись люди — богатые криминальные элементы, большинство которых в «Софиты» не на «Возмездие» пришли, а «вопросики обкашлять» в компании дам, разодетых в вульгарно дорогие меха, и многочисленных охран.

Вагнер напоследок Князевой кивнул, а после поймал руку её, какую Карла, тараторящая что-то до невозможности быстро и непонятно даже для самого Кристиана. Герр оставил поцелуй кроткий на пальцах временного режиссёра под внимательным взглядом Пчёлы.

Сказал, распрямляясь:

— Оставим вас, фрау Князева.

Она в ответ только кивнула снова и руки собрала на сгибе локтя Витиного, проводила пару взглядом. Карла по-детски взяла Кристиана за руку, направившись с ним «ладошка в ладошку» к сквозной двери, ведущей в «теневой» зал, где решались дела не самые легальные.

Когда фон Кох на Князеву почти у самого порога обернулась и помахала режиссёру свободной ладонью, Аня едва сдержалась, чтоб не фыркнуть, вдруг поняв, кого ей напоминала немка.

Со стороны герр был слоном из басни Крылова и шёл ровно, прямо, не отвлекаясь на лишние для него звуки. Карла же, напротив, эмоциональностью своей могла поделиться с сухим и сдержанным Вагнером, и этим напоминала моську. Так и дёргала за локоть мужчину в попытке обратить на себя его внимание, какого хотела, не как женщина, а как экстраверт, для которого общение — как воздух.

Пчёлкин чуть помолчал, поправляя рукав чёрной рубашки, а потом к уху девушки наклонился и признался:

— Не знаю, что она тебе там нашпрехала, но с такой улыбочкой выглядело устрашающе.

Аня хохотнула коротко, заливисто и посмотрела на мужчину своего чуть снизу. С ракурса её Витя улыбался сдержанно, но Пчёлу выдавали искорки, какие Князева, если б знала мужчину плохо, могла спутать с отражением ламп. В партере и амфитеатре под ними зашумели пришедшие гости, что переговаривались вполголоса, но каблуками туфель и ботинок шумели звонко.

Ус остался чуть в стороне, когда Витя