Рай с привкусом тлена - Светлана Бернадская

Выпад за выпадом: он напирает, а я отступаю, уводя его по кугу вдоль бортика арены. Его рука тоже не высечена из камня и заметно слабеет. Я то и дело замечаю, как кончик вражеского меча начинает мелко дрожать. А вот это хороший знак. Надо дожимать.

Меняю тактику и вновь атакую Смерча со всей яростью, на которую способен. Он теряется, хотя и пытается этого не показать. Мой меч уже оставил несколько неглубоких порезов на его плечах, боках, бедрах. И все же парень не сдается, обнажает зубы в хищном оскале и рычит во всю мощь свой глотки, умело отводя от себя смертельные удары.

Мне удается основательно его вымотать к моменту финального маневра. Сделав обманный выпад, подныриваю под щит Смерча, полосую лезвием внутреннюю часть бедра, падаю на песок, уходя от контрудара, зажимаю между голеней вторую его ногу и валю противника на спину. Быстро вскакиваю, одним коленом давя ему на грудь, а другим прижимая руку над локтем, направляю острие меча в углубление над ключицей…

...и теряю дыхание от острой боли.

Некоторое время мы оба в изумлении смотрим друг на друга. Мышцы между ребер судорожно сжимаются, обхватывая холодное лезвие клинка, пронзившего мой левый бок. В глазах темнеет от боли. Пытаюсь сделать вдох — получается лишь отчасти, воздух входит в легкие со свистом, напоминающим стон.

— Сдавайся, — с натугой шепчу на выдохе, стараясь совладать со спазмом, сдавившим ребра.

Пустынный Смерч разрывает зрительную связь и неуверенно косит глазами в сторону своего плеча. Острие меча погружено в его плоть над ключицей почти на два пальца. Стоит мне лишь слегка надавить на меч или просто навалиться сверху, лишившись сознания, — и лезвие перерубит кровеносную жилу. Кровь толчками хлынет наружу, и никакая перевязка в этом месте не сдавит жилу так, чтобы спасти храбреца от неизбежной смерти.

Подобно противнику, я решаюсь взглянуть вниз, на свой бок. Вражеский меч вошел в меня до самой гарды и вышел наружу сзади. Чудо, что я до сих пор еще жив и способен мыслить. Рука Смерча все еще крепко держит рукоять, но вытащить клинок он не сможет, пока я крепко прижимаю его локоть коленом к песку. Рвануть клинок левее, добивая меня, у него не получится: не хватит усилия в пережатой руке, а я в это время успею вонзить свой меч глубже и утащить парня за собой прямо в пекло.

Боль наплывает волнами, но разум на удивление проясняется. Досада жжет похлеще боли. Вот недоумок! Так глупо напороться на меч в одном шаге от победы…

— Сдавайся, — повторяю я, с усилием разжимая зубы. — Ты же видишь, тебе не выжить.

Уголки черного рта вздрагивают, когда Пустынный Смерч вновь встречается со мной взглядом. В его глазах я читаю недоверие. Он уверен: стоит сдаться, и я зарежу его, будто молочного поросенка.

— Сдавайся, и будешь жить, — теряя терпение и жизненные силы, твержу я.

Как долго я смогу протянуть в сознании? Кровь из раны льется не так уж обильно: лезвие запирает сосуды внутри и спасает меня от кровопотери. Но если клинок извлечь…

— Разожми пальцы, — шепчу я сдавленно, стараясь не стонать. — И подними руку вверх. Клянусь, я не убью тебя. Ты мне нужен.

Пустынный Смерч колеблется еще пару мгновений и наконец отпускает рукоять. Не сводя с меня глаз, медленно поднимает руку, признавая поражение. Досадливое жужжание пронзает уши: толпа гудит, словно рой потревоженных пчел. Кажется, в этом гуле не слышно восторгов. Оно и понятно: благородные господа ожидали, что один из нас в муках умрет, роняя кишки на песок… Но мне все равно. Терпеливо дожидаюсь окрика распорядителя и осторожно вынимаю лезвие из ключицы Смерча.

Подбегают рабы, помогают ему встать на ноги. Я жестом отклоняю помощь и поднимаюсь сам. Застрявший во мне меч неприятно отягощает бок, и я стараюсь защитить левую сторону от случайных касаний. Распорядитель смотрит на меня и застрявший во мне меч с подозрением, будто ожидая, что я вот-вот испущу дух, однако все-таки поднимает мою правую руку, дергая так резко, что у меня вновь темнеет в глазах.

Из круга я ухожу сам, слабея с каждым шагом. А за решеткой меня подхватывают чьи-то крепкие руки. Последнее, что я вижу, перед тем как провалиться в кромешную темноту, это озабоченное лицо старика Гидо.

— Вельдана!

Голоса вокруг меня словно плавали в густых сливках, сливаясь в единое гудение и лишь время от времени разделяясь на отрывистые слова.

— Вельдана, ты меня слышишь?

Кажется, это голос Диего. Веки почему-то налились тяжестью и оттого плохо слушаются. В нос ударил резкий запах камфоры, и я со стоном повернула голову, уворачиваясь от него.

— Она приходит в себя, господин, — произносит тихий незнакомый голос. Или знакомый? Кажется, я уже слышала его раньше.

Ах да, Тея. Рабыня дона Вильхельмо, прислуживающая дамам в уборных Арены. Что она делает здесь?

— Вельдана, открой глаза! Ты в порядке?

Не без труда я приподняла тяжелые веки. Лицо Диего, склоненное надо мной, показалось мне неестественно бледным. И теперь до меня доходит, почему я здесь и что произошло.

В порядке? Как я могу быть в порядке, когда Джая убили на моих глазах?

Я тихо заскулила, подтянув согнутые в коленях ноги к животу. Низ живота мерзко тянуло, и я накрыла его ладонью.

— Тебе плохо? Живот болит? — участливо забормотал надо мной Диего, и тут же рявкнул на рабыню так, что я вздрогнула: — Да не стой ты столбом, позови кого-нибудь, моей жене нужен свежий воздух!

— Да, господин.

Наверное, я еще раз лишилась чувств, потому что в следующий раз очнулась уже в карете, которая мерно раскачивалась на мостовой. Моя голова лежала на коленях Диего, а его прохладные ладони не позволяли ей мотаться из стороны в сторону.

— Диего… — застонала я, ощущая неприятную тяжесть внизу живота, и свернулась калачиком на сиденье, подтянув колени к груди.

— Потерпи, Вельдана. Постарайся не двигаться. Я уже послал за доктором Сальвадоре.

— Пусть… его привезут… в поместье…

— Кого? Доктора Сальвадоре? — удивленно поднял брови Диего и взмахнул передо мной надушенным платком. — Ясное дело, его привезут в поместье. Или ты бредишь?

— Джая… Не отдавай… его тело… Вильхельмо…

— Тело? Хорошо, если он умрет, я распоряжусь, чтобы его тело привезли домой…

— Если?.. — в моей душе всколыхнулась невозможная надежда. — Если?.. Так он не…

Неужели Джай жив? Но как это возможно? Я же сама видела, что у него из спины