Безжалостный король - Фейт Саммерс

Через несколько минут стол накрыт изысканной экзотической на вид закуской.

Они приготовили курицу, нарезанную полосками, покрытую желтоватым соусом, который пахнет кокосом и эстрагоном. Ароматный рис и черные бобы находятся в другой миске, а множество жареных и запеченных овощей лежат на блюде, выглядящем божественно.

Как только напитки поставлены на стол, двери слева от меня открываются, и мой взгляд останавливается на Алехандро. Его взгляд тоже устремлен на меня, и все, о чем я могу думать, это то, что он сделал со мной вчера.

Мой мозг превращается в кашу, а мысли перемешиваются, словно яйца, которые бросают на сковородку под раскаленным пламенем, которое в конечном итоге их приготовит.

Когда та удушающая жара, которую я чувствовала в его офисе, возвращается в десятикратном размере, я понимаю, что мои шансы притворяться, что этот человек не оказывает на меня никакого влияния, равны нулю.

Я никогда не смогу сделать ничего подобного, ведь один только взгляд на него заставляет меня думать о горячих, греховных вещах, которые заставят меня возвращаться к нему снова и снова, даже если это будет плохо для меня.

Тепло разливается по моим щекам и румянец заливает мое тело. Я знаю, что мои щеки должны быть по крайней мере красными, но я также уверена, что он знал, какой эффект он на меня оказал.

Соберись, девочка.

Я делаю это быстро, когда Эстель возвращается из кухни и бросает на меня презрительный взгляд за мое очевидное разглядывание. Ясно, что она снова стала ледяной королевой, и вся моя тяжелая работа в течение дня пошла прахом в считанные секунды.

— Замечательно, все здесь, — говорит Алехандро.

Услышав его голос, Мия резко поворачивает голову и спрыгивает с моих колен, когда видит его.

Она бежит к нему, словно от этого зависит ее маленькая жизнь, и когда она достигает его, он поднимает ее в теплые объятия. Улыбка, которая заполняет его лицо, — это то, за что можно умереть.

Я не думаю, что я когда-либо видела человека, который был бы так счастлив видеть ребенка. Счастье на его лице больше похоже на счастье обожающего отца, и я ловлю себя на том, что испытываю благоговение, просто наблюдая за ним.

Он ее дядя, но глядя на них, я вспоминаю, как ко мне относится мой отец.

Помню, как я была маленькой и бросилась к нему на руки, чувствуя, что все будет хорошо, если он будет со мной.

Я люблю обоих родителей безмерно, но мой отец — это тот, кто делает мою жизнь стоящей. Когда я подсела на наркотики и видела, на что он пошел, чтобы вылечить меня, я старалась выздороветь больше ради него, чем ради себя.

Тихий смешок Мии возвращает мне сосредоточенность. Алехандро идет к столу, и я чувствую себя странно непринужденно, когда он садится во главе и сажает Мию себе на колени, вместо того чтобы усадить ее в кресло.

Мило видеть их вместе. Он такой большой, а она такая маленькая, что могла бы быть пятнышком на его рубашке.

— Ей нравится есть со мной, когда я рядом, поэтому я ее балую, — говорит он мне. — Надеюсь, ты не против.

— Вовсе нет, — отвечаю я, пытаясь успокоить нервы. — Уверена, ей больше понравится есть с тобой, чем со мной.

Его глаза заблестели от этого комментария.

— Русалка, дядя, — говорит Мия, указывая на меня. Алехандро усмехается. — Красивая принцесса.

— Я полностью согласен, — отвечает он.

От его взгляда все мое тело краснеет и оживает.

— Спасибо, — говорю я холодно, как будто этот лес бабочек не сходит с ума у меня в животе.

Эстель не упускает взгляд, который Алехандро бросает на меня, или молчаливое взаимодействие. Я не ошибусь, приняв ее за дурочку, и уж точно не тогда, когда она намеренно садится напротив меня. Как будто она хочет следить за мной.

Она единственная из персонала, кто к нам присоединяется. Горничные запирают двери на кухню, и я предполагаю, что они не вернутся, пока мы не закончим.

— Пожалуйста, ешьте. Мы тут просто перекусываем, — говорит Алехандро, наблюдая за мной.

— Ладно. Я не была уверена, ждем ли мы кого-то еще.

— Нет, всегда только мы, или в основном Эстель и Мия. Я редко возвращаюсь домой к ужину, но я постараюсь быть, когда смогу.

Я начинаю с курицы, обмакиваю ее в соус, а затем кладу в рот. Вкус мгновенно поражает мои вкусовые рецепторы и поглощает меня. Я никогда раньше не пробовал бразильскую еду. Это восхитительно.

— Это потрясающе на вкус, — сияю я.

— Далия — превосходный повар, — с гордостью отвечает Алехандро.

— Она определенно такая.

Эстель наблюдает за мной внимательными глазами и непроницаемым выражением лица. В ней есть высокомерие, которое мне не нравится, оно снисходительное и покровительственное, как черт.

Меня это раздражает. Если бы мои обстоятельства были лучше, я бы спросила ее, в чем ее проблема. Она явно думает, что разгадала меня. Она понятия не имеет, кто я такая. Никто не знает.

Мы все начинаем есть, и я стараюсь сосредоточиться на вкусе каждой еды, пробуя разные блюда на своей тарелке.

— Как прошел твой первый день здесь, Люсия? — спрашивает Алехандро. Его взгляд мечется между мной и Эстель.

— У меня был действительно хороший день. Мия — глоток свежего воздуха. Я уверена, что мы прекрасно проведем время вместе.

— Это очень приятно слышать.

— Я бы хотела услышать о вашем опыте общения с детьми, — вмешивается Эстель. — Вы кажетесь такой молодой, почти ребенком. Сколько вам лет? Восемнадцать, девятнадцать?

Один взгляд на нее говорит мне, что она не спрашивает мой возраст, потому что думает, что у меня недостаточно опыта. Она делает это из-за того, как я посмотрела на Алехандро, и я предполагаю, что она думает, что я слишком молода для него.

— Почему бы тебе не рассказать Эстель о твоем впечатляющем резюме? Я уверен, она будет так же впечатлена, как и я. — Алехандро улыбается.

— Конечно. — Я смотрю на нее. — На самом деле мне двадцать пять, почти двадцать шесть. Но спасибо большое за комплимент. Думаю, я унаследовала свою моложавую внешность от матери. Ей было пятьдесят пять, когда она умерла, но она не выглядела ни на день старше тридцати.

— Мои искренние соболезнования в связи с вашей утратой, — говорит Эстель. Однако мне кажется, что ее слова могут быть просто на пользу Алехандро, потому что в ее глазах нет ничего искреннего.

— Я начала работать с детьми, когда мне было пятнадцать, — начинаю я и погружаюсь в свой