Взаперти - Анна Сергеевна Одувалова

— Можно сказать и так, — отвечаю уклончиво, не желая вдаваться в подробности.

— Держись подальше от него. И от его друзей, — советует он, и в его голосе звучит что-то вроде предупреждения.

— Рада бы, — бурчу я. — Но у него другое мнение. Между нами давняя история, которую непросто игнорировать. Джаспер совершенно точно не станет этого делать. Мирс Эдвард снова поворачивается в нашу сторону, и разговор затихает.

С трудом досиживаю до последней пары и выхожу в коридор одна из первых. Студенты толпятся у стен, обсуждая что-то на ходу. Кто-то смеётся, кто-то спорит. Я пробираюсь сквозь толпу, стараясь не задевать никого.

— В столовую идешь? — Ко мне подлетает Рика, с чего-то возомнившая, что мы подружки. Я не то чтобы против, но не сегодня.

— Нет, — отвечаю я. — Прости, но сегодня у меня дела в городе.

На ее хорошеньком лице мелькает обида. Я понимаю, какие могут быть дела у новенькой в городе? А ведь я даже не соврала.

Стараясь не тянуть время, выскакиваю на улицу. Сегодня холодно. С моря дует неприятный ветер, и идти куда бы то ни было, совершенно не хочется.

На выходе из академии меня останавливает Киран. В желудке сворачивается неприятный комок, я слишком хорошо помню вчерашнюю сцену в библиотеке. Он парень появляется из тени совершенно неожиданно. Его пальцы впиваются мне в запястье, останавливая резким движением. Я вскрикиваю и возмущенно смотрю на него.

— Ты совсем страх потерял? — шиплю я раздраженно.

— Тебе не стоит никуда ходить. — Его голос звучит как сталь. И лишь если прислушаться, где-то в глубине мелькают бархатные нотки. Только вот прислушиваться не хочется.

Я резко дёргаю руку, но он не отпускает.

— Отпусти. Или о твоих ночных подвигах в библиотеке узнает вся академия. Я слышала, тебе наплевать. А ей? Как ты думаешь? Ей наплевать? — шиплю я, глядя ему прямо в глаза.

Пальцы сжимаются сильнее, боль пронзает руку. Взгляд Кирана становится ледяным, но я не моргаю.

— Ты играешь с огнём. — Он наклоняется ближе, дыхание обжигает мои губы. — И мне действительно наплевать.

— Думаешь, она будет спать с тобой и дальше, если ее начнет полоскать вся академия? Какой повод для сплетен! Сынок директора спит со своей почти мачехой.

Он замирает. Напряжение между нами натягивается, как струна. Наконец, он резко отпускает мою руку.

— Осуждаешь или завидуешь? — ядовито спрашивает он, а я, пожав плечами, честно отвечаю. — Ни то ни другое. Понимаю. Слишком красивая. Слишком молодая и совсем не та, кого хочется называть мамой… История стара, как мир. И конец у таких историй всегда плачевен.

— Не суди о том, чего не знаешь.

— Да мне вообще все равно, что происходит в этой проклятой академии. Кто с кем спит, кто против кого дружит. Главное, отвалите все от меня. Ну так мы еще поговорим или мне можно все же идти.

— Иди, — бросает он сквозь зубы. — Но если с тобой что-то случится, я даже не моргну.

— Успокойся! — фыркаю я. — Никто не моргнет. Кстати, это касается любого запертого в этом долбаном месте. Счастливое исключение у нас тут только ты. У тебя есть папочка и общая на двоих Паула.

Киран грязно ругается мне вслед, но я ухожу даже не оборачиваясь. Он не будет меня задерживать. В этом я уверена.

* * *

Ноги несут меня по берегу сами, будто песок под ботинками тянет вперёд невидимой нитью. Волны швыряют на камни пену, солёные брызги впиваются в лицо как иголки. Ветер свистит в ушах, перекрывая даже рёв прибоя. Я иду, не останавливаясь, хотя давно уже дрожу от холода. Куртка промокла от тумана, но мне всё равно. Мысли путаются, и даже планирующего над головой ворона я замечаю не сразу. Решаю не обращать на наглую птицу внимания. Есть дела поважнее.

Мне кажется, Давид здесь, а значит, он снова появится возле той кафешки. В этом месте просто некуда больше ходить. И единственная причина, по которой Давид мог приехать сюда — я.

Вспоминаю его слова: «Я найду тебя везде». Тогда я посмеялась, приняв за шутку. Теперь же каждую ночь ловлю себя на том, что прислушиваюсь к шагам за дверью. Но когда Давид был очень мне нужен, он не пришел… не смог или не захотел, я не знаю до сих пор.

Резко останавливаюсь, поднимая облако чаек. Они взмывают с криками, будто смеются надо мной. Вдали маячит силуэт знакомой кафешки. Фонари возле входа разгоняют серый туман, и я устремляюсь к входу. Хочется уже попасть в тепло, выпить кофе

Туман цепляется за одежду, пробирается под воротник. Не отпускает ощущение чужого взгляда за спиной. Оборачиваюсь — никого. Только тени от фонарей колышутся, как призраки, и ворон парит над головой. В кафешку захожу под его осуждающее карканье.

— Чёрт, — шиплю себе под нос, ускоряя шаг.

Дверь хлопает за спиной. Тепло и запах корицы бьют в лицо, заставляя замереть на пороге, привыкая к теплу. Скидываю верхнюю одежду и двигаюсь к столику, за которым сидела вчера. Бармен, узнав меня, кивает и спрашивает.

— Латте с карамелью?

Киваю. Сажусь у окна и смотрю на застилающую набережную туман. Сегодня народу совсем мало, погода выдалась удивительно гадкой.

Кофе приносят быстро. Пена со вкусом карамели на миг меня возвращает в то время, когда я пила латте на набережной Горскейра. С ним.

Обхватываю чашку ладонями, пытаясь согреть пальцы. За окном темнеет. Фонари на набережной зажигаются один за другим, их отражения в воде дробятся волнами. Смотрю на дверь. Колокольчик звякает каждый раз, когда входят, но это местные, парочка туристов с картами, студенты. Никаких чёрных пальто. Нападает отчаяние. Неужели все бессмысленно? Хоть и пытаюсь убедить себя, что не все потеряно, я приду сюда завтра, и послезавтра, но справиться с упадническими мыслями все равно не выходит.

— Добавить ещё? — Бармен указывает на пустую чашку. Четвёртый латте. Голова уже гудит от кофеина, но киваю. Подожду еще немного

Окончательно темнеет. Вода становится чёрной, лишь пенящиеся гребни волн отсвечивают в лунном свете. Длинные тени от предметов делают атмосферу в кафе более мрачной. Почти все посетители уже разбрелись.

Он не придёт. Мысль вползает тихо, но от неё сжимается горло. Давит чашку так, что пальцы белеют. Всё это время я цеплялась за надежду, как утопающий за соломинку. А теперь соломинка ломается.

— Закрываемся, — с вежливой грустью говорит бармен. Видно, он наблюдал за мной весь вечер и теперь жалеет.