Развод. Зона любви - Ульяна Соболева

Воздух в кабинете стал густым, тяжёлым. Я слышу, как глухо тикают часы на стене, слышу своё дыхание, но больше ничего не существует. Только он. Только этот взгляд.

Он борется с собой.

Я вижу это в том, как напрягается его челюсть, как ходят желваки, как он глубоко втягивает воздух, будто старается подавить то, что разрывает его изнутри.

Но он всё равно тянется ко мне.

Медленно, почти нерешительно, но я чувствую, как его пальцы касаются моей руки. Тёплые. Горячие. Совсем не такие, какими должны быть руки мужчины, который привык держать дистанцию.

Я не двигаюсь.

Не отдёргиваюсь, не сжимаю пальцы, не делаю ничего, чтобы прервать этот момент. Я чувствую, как его ладонь сжимает мою. Сильно, но бережно, будто он понимает, что я могу испугаться, что могу убежать.

— Я помогу вам… — его голос звучит низко, с каким-то хрипотцой, от которой по коже пробегает горячая волна. Он смотрит на меня так, что я боюсь дышать. — Постараюсь.

И в этот момент я понимаю, что мы оба сделали шаг, от которого уже не будет возврата.

* * *

Я не хочу верить, что это может быть правдой. Всё внутри сопротивляется, кричит, требует от меня отвернуться, вырваться из этого наваждения, стереть с кожи тепло его пальцев, выжечь из памяти этот взгляд. Я не могу. Не имею права. Я слишком хорошо знаю, чем заканчиваются такие моменты. Слишком много раз меня предавали, слишком глубоко вгрызалась в душу боль, слишком жестоко обнажалась истина, в которую я не хотела верить. Мужчины — они всегда предают. Так было. Так будет. Так должно быть.

Но он стоит рядом. Не говорит ничего, не двигается, не делает попыток приблизиться, но что-то в нём ломает мою броню. Я чувствую, как ледяной панцирь, который я годами выстраивала вокруг себя, даёт трещину. Я пытаюсь убедить себя, что это просто эмоции. Просто усталость. Просто стресс, из-за которого я сейчас так остро ощущаю каждое движение, каждый вдох, каждую секунду.

Но правда страшнее.

Я вижу, как он смотрит на меня. Не как на заключённую.

Как на женщину.

Я читаю это в его взгляде, в том, как он не отводит глаз, как сжимает челюсть, будто борется сам с собой. Я не могу дышать, мне кажется, что воздух в комнате стал слишком густым, слишком вязким. И я понимаю, что всё зашло слишком далеко.

Я была для него подопечной, делом, которое нужно контролировать, следить, не выпускать за рамки. Но что-то изменилось. Я вижу это. Я чувствую это. Теперь он смотрит иначе. Теперь я не просто одна из сотен женщин, которых он видел за свою карьеру. Я та, кто, возможно, может его изменить.

Но может ли он позволить себе это?

Я резко отстраняюсь, делаю шаг назад, будто этот шаг способен разорвать ту нить, что натянулась между нами. Ещё шаг. Потом ещё один. Я не смотрю ему в глаза, не могу. Мне нужно уйти. Сейчас же.

Я поворачиваюсь и иду к двери.

Слова, которые он только что сказал, звучат в голове, не давая покоя. "Я помогу вам… постараюсь." Они вибрируют в сознании, разбиваются о внутренние стены, отзываются эхом. Я почти забыла, каково это — когда кто-то хочет бороться за тебя.

Но готова ли я снова доверять мужчине?

Я захлопываю за собой дверь и понимаю — всё изменилось. Это не просто момент. Это точка невозврата.

— Почему вы так думаете? — мой голос звучит тише, чем хотелось бы.

Я всё ещё стою у двери, ладонь сжата на холодной ручке, но я не ухожу. Не могу. Эти слова не дают мне сделать последний шаг.

"Вы невиновны."

Я слышу их снова и снова, но в них так сложно поверить, когда твоя жизнь перечёркнута судебным приговором. Я смотрю на него, жду, требую объяснений, потому что если я позволю себе поверить в это, мне нужно за что-то зацепиться.

Он откидывается в кресле, сжимает пальцы в замок, смотрит на меня с этой странной напряжённостью, будто взвешивает, стоит ли мне говорить правду.

— Потому что у меня опыт.

Я замираю.

— Я видел сотни таких дел, Брагина. И ваше — шито белыми нитками.

Он говорит это так просто, будто это очевидно, будто все вокруг уже давно это поняли, кроме меня.

— Но суд решил иначе.

Владимир тяжело вздыхает, пальцы на столе медленно постукивают по дереву, как будто он пытается сдержать раздражение.

— Суд решает не то, что есть на самом деле. Суд решает то, что ему приносят.

Я не понимаю, что сильнее — страх или злость.

— То есть кто-то принёс ему "правильные" доказательства?

— Их не просто принесли. Их подготовили. Чётко, грамотно, без шансов на защиту. Вас не просто обвинили, вас убрали.

Эти слова ударяют, как плеть.

Убрали.

Я опускаюсь на стул, потому что ноги вдруг становятся ватными. Убрали. Как помеху. Как проблему. Как человека, который просто мешал кому-то жить так, как он хочет.

— Кому я мешала? — голос мой уже не такой твёрдый.

— Не знаешь?

* * *

Я провожу языком по сухим губам, в голове пульсируют тысячи мыслей. Всё это не укладывается в реальность, но какая тогда реальность, если правда — это не то, что я знаю, а то, что оформили в документы?

Он молчит, но в этом молчании чувствуется что-то ещё. Что-то, чего он пока не сказал.

— Что? — я ловлю его взгляд, пытаясь разгадать.

Владимир медленно двигает ко мне папку, вынимает оттуда сложенный вдвое лист.

— Сегодня пришло письмо.

Я смотрю на него, потом опускаю глаза.

Разворачиваю.

Читаю.

И мир рушится во второй раз.

Виктор подал на развод.

Нет.

Он уже развёлся.

Без моего присутствия. Без моего подписи. Без суда, где бы я могла что-то сказать.

Теперь он свободен.

А ещё теперь весь бизнес принадлежит только ему.

Не нужно делить имущество. Не нужно бояться, что я что-то заберу, выйдя отсюда.

Теперь у меня нет ничего.

— Сколько он ждал? — голос звучит пусто.

Владимир откидывается назад, смотрит на меня с тем же вниманием, с какой хирург смотрит на пациента, который только что понял, что у него нет шансов.

— Три месяца.

Я сжимаю бумагу в руках.

Три месяца.

Три месяца он ждал, пока меня засунут в камеру, пока закроются двери, пока я стану ничем.

И теперь я понимаю.

Кому я мешала.

Бумага дрожит в руках, буквы