Развод. Зона любви - Ульяна Соболева

Меня больше нет.

Меня стерли.

Я не выдерживаю.

Воздух в кабинете становится вязким, стены давят, всё сжимается внутри так, что я не могу дышать. Я отталкиваю стул, делаю шаг назад, ещё один, натыкаюсь на стену, опираюсь на неё, но ноги подкашиваются, и я медленно сползаю вниз.

Рыдания вырываются из груди, рвут, разрывают меня на части. Я сжимаюсь, кутаюсь в себя, но боль не отпускает.

Он меня предал.

Более жестоко, чем я могла представить.

Не просто отказался.

Не просто отвернулся.

Он ждал.

Выжидал, когда можно будет меня добить, когда я стану никем.

Виктор.

Человек, с которым я прожила двадцать пять лет.

Человек, которого я любила.

Которому доверяла.

Я сжимаю голову руками, но это не помогает. Меня всего трясёт, дыхание сбивается, слёзы текут, горячие, бесконечные, и я уже не могу их сдерживать.

И вдруг тёплые сильные руки хватают меня за плечи.

— Не надо… Не надо, девочка…

Голос Владимира низкий, хриплый, наполненный чем-то, от чего слёзы только льются сильнее. Он рядом. Он тоже на полу, передо мной, на коленях.

— Ты выйдешь отсюда, слышишь? — он встряхивает меня за плечи, как будто пытается вытянуть обратно в реальность. — Я вытащу тебя.

Я зажмуриваюсь, судорожно вдыхая воздух.

— Не говорите так.

— Я вытащу тебя.

— Не врите.

— Не вру.

Я распахиваю глаза.

Он рядом. Слишком рядом.

Лицо напряжённое, взгляд тёмный, жёсткий, но губы дрожат, словно он сдерживает что-то, чего не должен говорить.

И прежде чем я успеваю осознать, что происходит, он целует меня.

Резко. Жадно. Отчаянно.

Его губы твёрдые, горячие, его дыхание смешивается с моим, его пальцы впиваются в мои плечи, не отпуская, как будто если он сейчас разожмёт руки, я просто исчезну.

Я замираю на секунду.

А потом отвечаю.

Жадно. Голодно. Больно.

Как утопающий, вцепившийся в последний воздух.

Как человек, который уже не верил, что его могут поцеловать.

Слёзы солёные, его губы обжигают, а я…

Я не хочу, чтобы он останавливался.

Глава 11

Громкий стук в дверь разрывает этот момент на части, словно удар хлыста. Я вздрагиваю, и в следующее мгновение мы оба отскакиваем друг от друга, как ошпаренные.

Я чувствую, как горит кожа, где только что были его руки, как губы всё ещё пульсируют от его поцелуя. Сердце колотится так, будто хочет вырваться из груди. Я прижимаюсь к стене, жадно втягивая воздух, а Владимир резко дергается назад, проходится ладонью по лицу, как будто пытается снять нервное напряжение.

Дверь открывается.

Входит секретарь, высокая, худая, с хитрой ухмылкой на губах. Она оглядывает нас, взгляд цепляется за моё лицо, за Владимира, за воздух, пропитанный напряжением.

— Извините, что прерываю… — в голосе звучит насмешка, тянется ядовито, как змея. — Но вам срочное сообщение, полковник.

Она скрещивает руки на груди, ухмыляется шире, наслаждаясь ситуацией.

Но это длится ровно секунду.

— Че лыбишься, Сухорукова?

Голос Владимира режет, ледяной, наполненный таким яростным приказом, что в кабинете становится холодно.

Охранница мгновенно бледнеет.

— Я… я просто…

— Ты просто выполняешь свою работу. Или тебе надоело здесь находиться?

Она сглатывает, глаза мечутся, губы сжимаются в тонкую полоску.

— Нет, товарищ полковник.

— Тогда убери с лица эту ухмылку и в следующий раз стучи, прежде чем входить.

Её затрясло.

— Так точно.

Владимир не смотрит на меня, его челюсть сжата, пальцы с силой сминают лист бумаги на столе. Он глубоко втягивает воздух, будто пытается совладать с собой, а потом резко, почти срывающимся голосом бросает: — Что за сообщение?

Охранница, всё ещё бледная после его окрика, быстро отвечает: — Из Москвы. Срочно.

Я вижу, как его взгляд темнеет, как в плечах нарастает напряжение. Но он не подаёт виду, только выпрямляется, снова напуская на себя тот самый привычный холод начальника тюрьмы, которого ничто не может пробить.

Он поворачивается ко мне, и этот взгляд — уже другой. Ровный, без единой эмоции. Как будто того, что только что было между нами, не существовало.

— Брагина, марш к себе.

Я моргаю, в груди всё ещё стучит сердце, всё ещё горят губы, но я киваю.

— Конечно, начальник.

Мой голос звучит спокойно, но внутри всё скручено в тугой узел.

Я разворачиваюсь и иду к двери, спиной чувствуя, что он смотрит мне вслед.

Слишком долго.

Но я не оборачиваюсь.

* * *

Я только успеваю сделать шаг в камеру, как дверь снова распахивается. Глухой голос охранника: "Брагина, на выход. Свидание." Сердце проваливается в пятки, а потом резко взлетает обратно, колотясь так, что больно дышать. Свидание? С кем? В голове лихорадочно проносятся имена, но я не нахожу ни одного, кто захотел бы меня видеть. Виктор? Нет, этот человек добил меня окончательно. Дети? Нет, они отвернулись, не ответили ни на одно письмо. Все, кто был дорог, все, ради кого я жила, оставили меня в этом аду, стерли, забыли. Я стою, пытаясь взять себя в руки, но пальцы сжимаются в кулаки, а внутри гремит страх. Кто-то хочет меня видеть, но кто?

Меня ведут длинными коридорами, знакомыми, давящими. Сердце стучит в висках, кровь приливает к ладоням, мысли путаются. Чёртово свидание. Чёртов человек, который решил явиться, когда уже поздно. Я злюсь, бешусь, хочу развернуться, сказать, что мне никто не нужен, что никто больше не способен причинить мне боль. Но дверь передо мной уже открывают, и я вижу её.

Марина.

Моя девочка.

Моя дочь.

Она стоит, сжавшись, как будто боится, как будто не уверена, имеет ли право быть здесь. Её глаза блестят, губы дрожат, а руки, которые когда-то так уверенно держали мою, сжаты на коленях. В груди что-то разрывается с таким оглушающим звуком, что я перестаю дышать.

Марина поднимается с места, делает шаг ко мне, потом замирает, будто боится, что я исчезну, если подойдёт ближе. Я тоже не двигаюсь. Она смотрит на меня, как смотрят на что-то далёкое, потерянное. Как будто хочет сказать тысячу слов, но не знает, какие из них я смогу вынести.

— Мама…

Этот голос. Этот тихий, сломанный голос, которым когда-то она звала меня ночью, когда боялась грозы.

Я закрываю глаза. Я не готова.

— Ты приехала.

Я не знаю, радость это или боль. Не знаю, хочу ли я услышать то, что она скажет. Не знаю, выдержу ли я ещё одно предательство.

— Мама, я… — её губы дрожат, она срывает взгляд, сжимает пальцы сильнее, будто удерживая себя