Измена. Игра в чувства - Анна Эдельвейс

— Ты с Викторией по такому же поводу расстался?

— Элеонора, ты всё не так поняла.

Я грохнулась на скамейку, меня душил истерический хохот:

— Что я снова не так поняла, а? Ещё раз скажешь мне эту фразу, я тебя лопатой перетяну, — меня трясло: — Ты чего сюда приехал? Решил мне душу потрепать? Лекцию почитать? Уговорить мужа простить?

Меня подбешивал этот визитёр. Вроде слова говорил все правильные, а я чувствовала себя униженной. Он хоть представлял, дебила кусок, как унижал меня, обиженную жену, рассказывая о девицах для спускания пара.

— Слышишь ты, лектор по выгораживанию друга! Спускают пар это как спускают нужду в унитаз. Понимаешь, нет?! Это проблема, большая проблема, чтоб женщина подпустила к себе такого спускателя. Даже суд признаёт измену как абсолютный повод для развода. Жаль, что вас, козлов, за это не расстреливают.

— Тихо, тихо, Элечка. Ты такая умница, ну прости, я, наверное не то что то сказал. Зря, наверное.

— Ты не только зря сказал, но и зря приехал. И вот что, скажи своему товарищу Василевскому, что мне его засланные казачки здесь нафиг не нужны.

— Элеонора, Иван не знает, что я к тебе приехал. Это я сам. Просто вы такая пара классная, мне так хотелось, чтоб ваш брак сохранился.

— А это не твоё дело. Иди своим браком займись. Будущим, раз из прошлого тебя твоя женщина пинком выперла. Только будущую девушку сразу предупреди, что у вас, у мужчин, залёты налево это данность такая.

— Не говори Ивану, что я приезжал. А сама в случае чего, всегда мне позвони. Мало ли как сложится. Деньги, лекарства, да мало ли чего может понадобиться. Я всегда тебя поддержу, — Виктор как бы в доказательство своих чувств приобнял меня за плечо.

Я резко дёрнулась, скинула его руку:

— Никогда, слышишь, никогда, — даже если я свалюсь в ров к крокодилам, не трогай меня руками, Иванишин. Меня нельзя трогать, лапать, щупать и целовать даже в приятельских целях, ясно?

— Да что с тобой такое? Не такой реакции я ждал.

— Вали за реакцией к своему дружку, утирайте там друг другу сопли после того, как спустите пар с девицами!

— Хорошо, прости, Элеонора. Я хотел как лучше. И всё же помирись с Иваном. Хотя бы ради дочки.

Он повернулся, пошёл к машине. Открывая водительскую дверь своей бэхи повернулся, улыбнулся мне, помахал рукой.

Я стояла мёртво, пытаясь разобраться в ощущениях. Противный, липкий осадок остался от этого мужнина защитника. Иван бы мог подобрать кого то поумнее, не такого скользкого. Почему мужчины такие придурки. Вроде Иванишин друга приехал защитить, а сам его вымазал ещё хуже. У меня снова заныло всё в сердце. То есть, возможно, мой Иван не один раз так забавлялся “на совещании”? А почему нет? Денег валом, времени вагон, контроля со стороны жены ноль. Я никогда не спрашивала мужа где он был, куда поехал, почему так поздно вернулся. Ну, так почему бы Василевскому было не порезвиться.

Села на лавку, смотрела вслед уехавшей машине, закрыла лицо руками. Думала, у меня уже все слёзы закончились, оказалось, нет. Сердце, когда заканчиваются слёзы, умеет плакать кровью.

Подошла тётушка:

— Кто это был за ирод рогатый, что ты так расстроилась, девочка моя?

— Друг Ивана. Приезжал помирить нас.

— И что ты решила, Эля? — тётушка заглядывала мне в глаза, улыбалась.

— Сказать? — я улыбнулась сквозь слёзы, прошептала ей на ухо:

— Шли бы они лесом. Оба.

Глава 16

Я ждала Ивана, в конце-концов сегодня суббота, мы договорились, что сегодня он приедет и они с Машей поедут в парк.

Маша всё утро вытягивала шею, вслушивалась в шум за окном высматривая папу. Я нудела у неё над ухом: ”от папы не отходи, руку папы не отпускай, холодное не пей, мороженое ешь не спеша” — обычные материнские пугалки, когда ребёнок едет гулять с папой.

Ольга заплетала Маше косички, я в саду собирала вишни на варенье, заодно поглядывая на дорогу, высматривая машину Ивана.

Вздрогнула, когда муж оказался у калитки. Неожиданно, а машина где?

Поставила миску с вишнями на стол, подошла открыть калитку. Сбоку уже бежала тётушка,

— Ваня, вот спасибо, смотри, какие ступени новые. А забор мужички на неделе приедут делать. Вот же спасибо тебе.

— Тётя, идите Машу позовите, — я выразительно посмотрела на неё, знала, она сейчас снова затянет миротворческую песню.

Тётушка ушла, Иван проговорил:

— Элеонора, я приехал за Машей, спасибо, что не шантажируешь дочерью. Я скучаю.

— Приезжай за дочкой чаще, раз скучаешь.

— Я скучаю по вам обеим.

— Я всегда готова расцарапать твой Хаммер нецензурными словами, будешь наслаждаться моим вниманием. Вечно.

— Может быть, вернёшься?

— В отличие от твоей машины, Иван, мою боль не заштопать. Ненавижу тебя, скотина, никогда не прощу и сейчас мне хочется, чтоб ты…

Я не стала договаривать. В конце концов, мой злой язык может наговорить всего с короб, а вот слёзы не справлялись. Уже подкатили к глазам, я закусила губу, чтоб не плакать. Не хватало, чтоб Иван снова видел мои слёзы.

— Я приехал час назад, машину бросил на соседней улице и наблюдал за тобой, как ты собираешь вишни. Смотрел и не мог оторвать глаз.

— Ну и дурак! Жаль, что Полкан на цепи. Я бы спустила его, чтоб ты забыл сюда дорогу.

— Почему, Элеонора?

— Потому что мне не надо стоять час и смотреть из-за угла на твою рожу. Я итак не забуду твою руку на щиколотке той женщины, что демонстрировала свои внутренности у тебя на столе.

Он внимательно смотрел мне в лицо не отрываясь. Пристально, горячо. Однажды я видела такой его взгляд, в спальне, когда встала голая с постели после жаркой ночи, чтоб прикрыть шторой окно от солнца. Нет, нет, только не это. Такое воспоминание может убить своей нежностью.

— Что? — я тёрла лицо полотенечком, подумала, наверное, измазала губы вишней, пока собирала.

— Ты очень красивая женщина, Элеонора.

— А ты очень большая сволочь, Иван. Как же твоя секретутка, она разрешает делать комплименты бывшим жёнам?

— Я ничего не знаю о женщине, о которой ты говоришь.

— Серьёзно? Как же так. Получается, с ней знаком только тот, кто прячется