Мой босс: Искушение соблазном - Яна Марс

он выдохнул эти слова ей в губы.

И прежде чем она смогла что-то сказать, он резко развернулся и ушел по коридору, не оглядываясь. Дверь его номера захлопнулась с тихим, но оглушительно громким в тишине щелчком.

Ариана осталась стоять одна, прислонившись лбом к прохладной поверхности своей двери, вся дрожа, как в лихорадке. Она чувствовала вкус его губ, ощущала жар его прикосновений на своей коже и ледяной холод опустошения внутри.

О, Боже. Это действительно случилось.

Теперь, сидя на кровати и глядя на свои дрожащие руки, она чувствовала не просто стыд, а всепоглощающий ужас. Она не просто переступила черту. Она позволила ему увлечь себя на ту сторону, где не было правил, где его власть над ней становилась абсолютной и опасной в совершенно новом смысле. Он — Марк Вольский. Человек, который не терпит слабостей. А она показала ему свою главную слабость. Теперь он будет использовать это. Он будет смотреть на нее с холодным презрением, будет унижать, демонстративно отстраняясь, чтобы показать ей ее место — место сотрудницы, которая на минуту забылась. Мысль о том, чтобы встретиться с ним за завтраком, вызывала у нее физическую тошноту.

Она заставила себя встать под ледяной душ, пытаясь смыть с себя и остатки сна, и память о его прикосновениях, о его шепоте. Вода обжигала кожу, но не могла прогнать внутренний жар стыда и страха. Она надела свой единственный, вчерашний костюм, чувствуя себя нелепо и уязвимо. Ариана хотела оставить шикарное шелковое платье висеть в шкафу — немое свидетельство ночи, которая изменила все, но которую теперь, она чувствовала, предстояло похоронить. Но не смогла — слишком дорог ей стал этот подарок. Резким, быстрым движением запихнула платье в свою сумочку и вышла из номера.

Спускаясь в ресторан, она чувствовала, как каждый шаг дается с огромным трудом. Сердце бешено колотилось. Она увидела его сразу. Он сидел у окна, за столиком, залитый утренним солнцем, и работал на планшете. Безупречный, собранный, неприступный. На нем был свежий, идеально сидящий костюм, и ничто в его осанке не выдавало человека, который всего несколько часов назад терял голову в баре.

Она подошла, и он поднял на нее взгляд. Его глаза были чистыми, ясными и абсолютно пустыми. Ни тени смущения, ни намека на вчерашнюю борьбу или страсть. Только холодная, профессиональная отстраненность, вымороженная до состояния абсолютного нуля.

— Доброе утро, Орлова, — произнес он ровным, деловым тоном.

— Доброе утро, Марк Александрович, — прошептала она, опускаясь на стул напротив, чувствуя, как подкашиваются ноги.

В этот момент подошел официант. Вольский жестом остановил его.

— Кофе для девушки, — сказал он, и его взгляд на секунду задержался на ней.

Затем он повернулся к ней и, глядя прямо в глаза, четко и громко, так, чтобы слышали окружающие, произнес: — И я приношу вам свои извинения за вчерашнюю несдержанность. Этого больше не повторится.

Слова повисли в воздухе, острые и безжалостные, как лезвие гильотины. Они не несли в себе ни капли искреннего раскаяния. Это было официальное заявление. Постановка точки. Приговор тому, что между ними так и не началось.

Ариана почувствовала, как земля уходит из-под ног. Она ожидала гнева, насмешки, но не этого — ледяного, бесповоротного отрицания случившегося. Отрицания ее как женщины, отрицания той силы, которую она на мгновение обрела над ним. Он не просто отступал, он стирал произошедшее, как стирают ошибочную запись с доски достижений.

— Я… я понимаю, — выдавила она, чувствуя, как горит лицо и сжимается горло. Ее пальцы судорожно впились в край стола.

— Отлично, — кивнул он и снова уткнулся в планшет, явно считая разговор исчерпанным.

Она машинально выпила свой кофе, не чувствуя его вкуса. Завтрак прошел в оглушительной тишине. Он не смотрел на нее, не заговаривал, не делал никаких, даже самых нейтральных, комментариев. Он просто… выполнял необходимый утренний ритуал перед отъездом. . Ариана чувствовала себя призраком, невидимым и неслышимым.

В машине по дороге в аэропорт молчание стало еще более гнетущим. Он просматривал документы, она смотрела в окно на проплывающие улицы Петербурга, но не видела их. Все ее существо было сосредоточено на мужчине рядом, на расстоянии в полметра, которое казалось теперь непреодолимой пропастью.

Он отгородился от нее. Выстроил стену еще более высокую и неприступную, чем была до этого. И самое ужасное было в том, что она понимала — он был прав. Так должно было быть. Так правильно. Так безопасно для его империи и для ее карьеры.

Но почему тогда ее сердце сжималось от такой пронзительной, физической боли? Почему каждое его холодное, отстраненное слово ранило ее сильнее, чем любая его ярость в прошлом?

Он отнял у нее не только воспоминание о страсти. Он отнял надежду. Надежду на то, что под маской железного короля скрывается кто-то, кто может быть уязвим, кто может чувствовать, терять контроль. Что в нем есть что-то человеческое, что-то, что тянется к ней, Ариане.

Теперь она знала — его человечность была мимолетной слабостью, ошибкой, которую он тут же исправил с безжалостной эффективностью. А она была лишь эпизодом, недоразумением, которое больше не повторится.

Самолет взлетел, унося ее прочь от города, где она на мгновение почувствовала себя живой и желанной, обратно в суровую реальность, где она была всего лишь Орловой, сотрудницей, которой не следовало забываться.

Она смотрела на его профиль, озаренный солнцем, на его сильные, сложенные на коленях руки, и впервые за все время не испытывала к нему ни страха, ни ненависти. Только глухую, ноющую пустоту и горькое понимание: самыми болезненными могут быть не те раны, что наносят злостью, а те, что наносят с ледяным безразличием.

И эта рана, чувствовала Ариана, будет заживать очень долго.

18. Новая реальность

Возвращение в офис "Вольск Групп" после ледяного утра в Санкт-Петербурге было похоже на вход в зазеркалье. Все вокруг осталось прежним: блестящие хромированные поверхности, бесшумный гул климатической системы, запах дорогой полировки и свежесваренного кофе. Но для Арианы привычное пространство превратилось в арену для изощренной психологической пытки.

Каждый шаг по направлению к ее рабочему месту отдавался эхом в ее ушах. Массивная дубовая дверь кабинета Вольского с матовым стеклом казалась ей теперь не просто элементом интерьера, а порталом в другое измерение, где стирались все правила и рождались чудовищные, прекрасные ошибки. Она села за стол, положила руки на клавиатуру и заставила себя дышать ровно. "План выживания", некогда ее библия, теперь лежал в руинах,