На грани падения - Лайла Сейдж

привлекательною. Чёрт, внутри он тоже выглядел не очень-то. Это было старое деревянное здание, построенное в стиле классическом пивной. Там были пятна выцветшей краски, слишком много неоновых вывесок и кусок фанеры, висевшей над входной дверью, на которой из баллончика был нарисован ковбойский сапог с трезубцем дьявола внутри. Вообще, во всём баре нигде не было написано «Дьявольский сапог» — ни на двери, ни на пивных бокалах, ни где-либо ещё. Это всегда был просто одинокий сапог и трезубец.

Несмотря на то, что мы всё ещё были в грузовике, я могла слышать музыкальную группу. Они играли кавер на Хэнка Уильямса. Было всего лишь девять вечера, так что классика кантри продолжится, пока толпа не потребовала бы каких-нибудь новых хитов, под которые они могли бы танцевать и петь. Я скрестила пальцы, чтобы к тому времени меня и Тедди здесь уже не было. (Прим. Хэнк Уильямс (англ. Hank Williams; полное имя Хайрам «Хэнк» Уильямс; 17 сентября 1923 — 1 января 1953) — американский автор-исполнитель, «отец современной музыки кантри».)

Но я не задержала дыхание.

— Эй, — спросила нежным голосом Тедди, — если ты действительно не хочешь быть здесь, тогда мы можем уйти, но я не могу придумать ничего лучше, чем провести первую ночь дома моей лучшей подруги в месте, которое мы оба тайно любим.

Я правда люблю это место, хотя и не признаюсь в этом.

— Мы всегда хорошо проводим здесь время. Низкий риск и высокая награда.

Я вздохнула. Была маленькая часть меня, которая была… взволнована быть в «Дьявольском сапоге». Быть дома.

И маленькая часть меня знала, что Тедди права. Мы бы повеселились, люди были бы добры, и мы бы вероятно не заплатили бы за наши напитки. В этом была особенность Мидоуларка — он был предсказуемым. Даже комфортным. Две вещи, в которых я нуждалась прямо сейчас.

— Чего ты хочешь, Эмми? — спросила Тедди.

Я посмотрела на неё.

— Я хочу остаться, — сказала я. И я имела это в виду.

Мегаваттная улыбка на лице Тедди могла бы осветить весь Мидоуларк и все близлежащие округи. Тедди дотянулась до моей руки и сжала её.

— Это моя девочка. Давай сделаем это.

Глубокий вдох, Эмми. Я потянула за ручку, чтобы открыть пассажирскую дверь Тедди, и сильно толкнула её. У ее «Форд Рейнджер» 1984 года выпуска было несколько причуд — одна из них были едва функционирующие двери.

Как только мои сапоги коснулись земли, узел в моём животе начал сам развязываться. Было что-то комфортное в этом звуке. То, как камушки чувствовались под подошвой моих сапог, напомнило мне, что я была в порядке. Это было знакомо. В последнее время все было таким незнакомым, но только не это. Не дом.

После того, как я потратила столько времени, планируя свой побег из Мидоуларка, я не знала, что буду чувствовать при возвращении. Я возвращалась на праздники, дни рождения и некоторые выходные, но этот раз чувствовался более постоянным. Я думала, что буду чувствовать себя в ловушке, как много лет назад.

Но нет. Я чувствовала себя нормально.

Я сделала глубокий вдох холодного ночного воздуха. Мне казалось, что поступающий в мои лёгкие воздух начинает избавлять меня от тяжести, давящей на мою грудь.

Я услышала, как приближаются ботинки Тедди к моей стороне грузовика, и закрыла свою дверь.

— Чёрт, Райдер, — сказала она, — я почти забыла, как ты горяча.

Я улыбнулась. По-настоящему.

Комплименты от Тедди были лучшими, потому что я знала, что она говорит искреннее. Тедди была серьёзной, пылкой и любящей. Она никогда не говорила то, что не имела в виду.

— Я уже еду домой с тобой сегодня ночью, Андерсен. Нет нужды осыпать меня комплиментами, — сказала я, беря её за руку. — Мы такая хорошая пара.

Мы действительно были.

Тедди и я были неразлучны с тех пор, как её отец начал работать на ранчо моего отца более двадцати лет назад. Хоть мы и провели последние четыре года после колледжа в разных городах, мы разговаривали почти каждый день, и Тедди совершала восьмичасовую поездку в Денвер по меньшей мере четыре раза в год. Мне повезло иметь подругу как она, о такой подруге большинство людей могло только мечтать.

Когда я появилась на её подъездной дорожке ранее сегодня, в моём грузовике была собрана вся моя жизнь. Она даже глазом не моргнула. Она не спросила о квартире, парне или карьере, которую я оставила позади. Она просто накормила меня сыром и диетической колой и позволила мне грустить на её диване несколько часов. Затем она хлопнула в ладоши, это был её сигнал, что мы двигаемся дальше, и сказала мне найти что-нибудь из одежды в её гардеробе, потому что мы куда-нибудь пойдем.

В итоге я надела простую белую майку, которую в данный момент прикрывала моя любимая джинсовая куртка на подкладке из овечьей шерсти, и черную атласную юбку из гардероба Тедди. Разрез был немного выше, чем я привыкла, — прямо над серединой бедра, — но мне нравилось, как я себя чувствовала. Знойной. На мне были черные ковбойские сапоги, которые никогда не должны находиться в радиусе десяти футов от лошади, но они идеально подходили для вечера в баре.

Тедди была одета в чёрный укороченный топ с короткими рукавами и светло-голубые джинсы, которые выглядели так, словно были буквально подогнаны к ее телу. Её медные волосы были собраны в высокий хвост, который покачивался с каждым её движением.

— Ты готова, детка? — спросила она.

Ещё один глубокий вдох холодного воздуха Вайоминга. Ты в порядке, Эмми, подумала я про себя. Твои сапоги больше не в стременах. Ты стоишь на твердой почве.

— Я готова.

2

Эмми

Переступить порог «Дьявольский сапог» чувствовалось так же, как залезть в любимые джинсы.

Всё в нём просто… подходит. Он был тёмным, тусклым и пах дымом от старых сигарет. Курение в помещение запретили в Вайоминге в 2005, но никто ничего не говорил, если кто-нибудь зажигал сигаретку в «Дьявольском сапоге» время от времени.

В конце концов,