Проснись, чудовище - Юлия Владимировна Славачевская

- Если только стакан минеральной воды, - уступила под напором, поглядывая на часы. – У меня скоро завершится эксперимент и мне нужно будет записать результаты…

- Боже, - закатил глазенки Прохоров, плюхаясь на соседний стол. – Какие результаты? Зачем такой красавице наука?

- Иван Альбертович, - с намеком изогнула я тонкую бровь, начиная откровенно злиться. В последнее время я совершенно не отличалась терпением. Особенно после того, как Глеб решил проверить чувства за два месяца перед свадьбой и перебрался к родителям. И не отвечал на звонки и эсэмэски. – Вы забываете, что, несмотря на мою внешность, я все уже ученый и будущий кандидат наук!

- Вот именно, - интимно наклонилась к ней лысая жаба в очках. – Будущий! И только от меня зависит, как посмотрит ученый совет на вашу кандидатскую, - он откинулся на стуле и откровенно сказал: - Ваш отдел разработок путешествий во времени, чаровница, уже давно не выдает никаких весомых результатов и сейчас, - он скорчил гримасу, - стоит вопрос о расформировании вашей разлюбезной лаборатории и увольнении сотрудников. - Тут он снова придвинулся ко мне и зашептал, брызгая слюной: - Но если вы будет со мной более приветливы, то у меня всегда найдется теплое местечко, - мужчина положил руку на мою коленку и повел ей вверх.

И тут случилась ядерная реакция. Я почувствовала, как нарастает и рвется наружу энергия и быстро вскочила на ноги, пока эта энергия не расплющила чью-то мерзкую физиономию о поверхность старенького институтского столика. Он бы этого не пережил. Столик, конечно. Иван Альбертович переживет всю солнечную систему вместе взятую. В общем, я вскочила, столик пошатнулся, стакан с водой накренился и пострадали брюки Прохорова.

- Жалко, что это было не кофе! – прошипела я, быстро удаляясь из столовой. Иначе бы меня оттуда увезли в наручниках и предъявили уголовную статью «убийство с особым цинизмом при отягчающих обстоятельствах».

- Я к вам к концу рабочего дня зайду, - пообещал ей Иван Альбертович, чтобы не потерять лицо. Которого у него не было, но он никак не мог это уразуметь. Конечно, у него же был всего один недостаток – полное отсутствие достоинств!

- Черте что! – бормотала я себе под нос, спеша в пустую лабораторию. – Привязался как индуктор! Горелку Бунзена ему в печенку!

- Дианочка, - остановила ее по дороге Татьяна Ивановна, бессменная уборщица и вечный утешитель после неудачных экспериментов. – Что с тобой? Несешься сама не своя!

- А я теперь не знаю - своя ли? – зло поджала я губы. Пожаловалась: - Все у меня наперекосяк, баба Таня. И еще этот Прохоров проходу не дает!

- Это лысая жаба в очках с водянистыми голубыми глазами? – уточнила женщина. – Из лаборатории стазиса?

- Он-он, - подтвердила, горя негодованием. – И вот вроде бы человек он умный, интересный. Поговорит с ним есть о чем. И изобретатель гениальный. - Призналась: - У него в лаборатории, в отличие от всех остальных, все на мази… и не в последнюю очередь благодаря Прохорову. И проект у него близится к завершению, впереди остались генеральные испытания, - тяжело вздохнула: - А меня с души воротит, как только он рядом оказывается.

- Это потому что он, Дианочка, с душком, - со знанием дела сказала баба Таня. – Темный он человек, опасный. И ни разу за все время я не видела, чтобы он хоть как-то ухаживал за девушками. Все больше наскоком да нахрапом взять старается.

- Это я уже прочувствовала, - передернулась я, нехотя вспоминая первый и, надеюсь, последний поцелуй в темном углу зала. – Он меня в первый раз чуть ли не изнасиловал при всех. Мерзость!

- И не говори, - поправила очки собеседница. – Но вот что я тебе скажу, девонька, это фрукт хоть и перезревший, но зело вонючий. Смотри, как бы тебе все боком не вышло!

- Буду держаться на расстоянии и с подветренной стороны, - вымученно улыбнувшись, пообещала я, в который раз проверяя телефон. Я все еще ждала хоть какого-то сообщения от Глеба.

Образ Прохорова с горящими глазами и вздыбленным ореолом пушковых волос вокруг лысины вызывал у меня содрогание. Я стала избегать его всеми способами. Удирала от него, как могла – ходила на обед не в обычное время, чтобы не пересекаться в столовке. Убегала с работы по звонку или засиживалась допоздна…

А этот маньяк очкастый не отставал. Всю свою нерастраченную злость и обиду на женщин он вымещал на мне. Уже далеко не новостью стали для меня мокрая одежда, когда проезжающая мимо машина ни с того ни с сего обдавала водой из лужи. Или когда сверху на голову падали окурки.

Хуже всего стало, когда, не объясняя причин, Иван попросился на работу к нам в лабораторию. Вот тут-то вообще мои мечты сбыть навязчивого ухажера накрылись резонансным циклическим ускорителем с неизменной в процессе ускорения длиной равновесной орбиты – попросту говоря, медным тазом.

Нет, с точки зрения продвижения науки перевод Прохорова был как нельзя кстати. Глядя на феноменальную реализацию идеи, мастистые профессора истекали слюной и закрывали глаза на все выходки гениального изобретателя. Чем он и пользовался.

А в результате за научный прогресс на вверенном участке отдувалась именно я. Потому что день перехода Прохорова стал для меня черным днем. Не было ни одной минуты, чтобы я не чувствовала в лаборатории его присутствия. Бесконечные толчки, щипки, подножки – все это стало унылой обыденностью. И я давно ушла бы из этой лаборатории, возможно даже из института, но высшее начальство за меня держалось двумя руками, не давая открепления.

Видимо, кто-то очень умный прекрасно понимал, что в день моего увольнения горение на работе Прохорова устремится к нулю… по крайней мере, в лаборатории времени. Конечно, кто же хочет терять обещанные дивиденды, обещающие быть бешеными из-за технического гения Прохорова?

Мне постоянно подсовывали премии, пропихивали вне очереди мои научные публикации и выдавали отгулы, подслащивая горькую пилюлю нахождения рядом с этим мизераблем[1].

И вот наступил решающий момент: капсула перехода в будущее ждала своего естествоиспытателя, а сияющий Прохоров