Волчья печать - Дарья Княжева

миль до кристальной свежести старого колодца. Их можно было остановить, но Мирей лишь сдвигала брови в ответ на такое предложение девушки, да начинала привычно бормотать что-то, подкидывая в котел новые побеги и цветы.

— Иди спать, — повторила опять, подталкивая к двери во внутреннюю камору.

Зеркало вдруг вспыхнуло ярким светом от слившихся в необъятном зареве огней, танцующих в ночном лесу.

Сквозь тени деревьев можно было уже различить фигуры, с разных сторон стекающихся к Мавкиной поляне. Вода в котле забурлила, напоминая жадное чавканье болотных топей. В трубе завыл ветер, донося до слуха обитательниц хижины едва различимые на расстоянии напевы, не опасные для них, но губительные для не нашедших приюта этой ночью. С этим звуком вдруг смешался еще один: протяжный, жуткий вой голодного зверя, ищущего добычу. Девушка поежилась: неужто тем, кто сегодня избежит болотной прорвы, надлежит погибнуть от зубов и когтей хищника?

— Иди спать! — в третий раз произнесла Мирей, и в ее голосе зазвучал леденящий холод. Она не любила повторять и не терпела, когда ее не слушались. Лиаль нырнула в комнату, плотно закрывая за собой дверь, словно это могло заглушить звуки, доносящие из лесу.

Но сон не шел, и сброшенный было плащ девушка вновь накинула на плечи. Не для того, чтобы согреться: от волнения тело почти ломило жаром. Плащ был нужен с иной целью: лишь укрытая в нем с ног до головы она избежит отражения в зеркале покровительницы и сможет незамеченной добраться до поляны. Ее никто не тронет, ни зверь, ни болотные хозяйки, а вот сама она может и сумеет уберечь безрассудных путников от невеселой участи.

Глава 2

Настолько глубокой ночью Лиаль оказалась в лесу впервые. Раньше она всегда успевала вернуться до того, как покрывало тьмы укутает землю, пробуждая от сна обитателей бесцветного времени. Сливаясь с треском веток под ногами и зловещим пением ветра, где-то рядом прошелестели крылья ночной птицы, и девушка едва успела отскочить в сторону. Она не боялась нападения, но Мирей в своем зеркале могла заметить тень, задержавшую хищницу на пути, а лишний раз привлекать внимание ведуньи не хотелось, хоть плащ и скрывал от всевидящего магического ока.

Луны в самом деле не было на небе, и даже звезды не мерцали. Глухое черное полотно над головой без единого проблеска и многочисленные болотные огни, безошибочно указывающие нужный путь, делали лес еще более зловещим.

Откуда-то издали донесся слабый вскрик, полухрип-полустон, смешившийся мелодичным смехом и журчаньем воды.

Мирей, как всегда, оказалась права. А вот сама девушка опоздала. Когда добралась к раскинувшейся перед болотом поляне, густая хлипкая жижа уже сомкнулась над головой очередной жертвы мавок. Он уже не дойдет до покосившейся хижины знахарки и не выпьет целительного снадобья, несущего забвение от увиденного.

В который раз Лиаль не понимала свою покровительницу. Ей самой никак не хотелось верить в то, что отмерянное кому-то количество шагов в жизни никак не может быть изменено. Но воспротивиться открыто, споря с могущественной силой Мирей она не могла. Что-то удерживало от этого шага, и девушка сама до конца была не в состоянии понять, какую власть имеет над ней эта странная женщина.

Болото звенело пением лесных чаровниц, убаюкивая сбившихся с пути. Зловещие огни озаряли его поверхность, вздымались над мутной водой.

Но страшно было лишь находящимся вне трясины — ее же обитатели жили обычной своей жизнью, в которой наступила теперь очередная ночь, почти ничем не отличающаяся от сотни других. В всплесках воды длинными извилистыми водорослями вились пряди волос такого же цвета, как и вся окружающая муть. Одна за другой выбираясь на шаткие кочки, мавки высматривали, вынюхивали следующего путника.

Где-то на другом конце болота заржал конь, а ветер донес до слуха приглушенный волчий вой. В почти кромешной мгле, нарушаемой лишь слабым светом блуждающих огней, было почти ничего невозможно различить, но ожившая внезапно поверхность воды, взорвавшаяся пением и стонами вожделения мавок, привела девушку в ужас.

Только сейчас ей стали очевидны и слова, и действия Мирей, и недовольство той от того, что Лиаль стала свидетельницей ее намерений. Не лекарство она варила, обещая исцеление тем, кто спасется этой ночью: колдовскими чарами манила случайных прохожих, побуждая их сойти с пути да свернуть к болоту — прямо в пасть смерти.

Мавки продолжали петь и в этот леденящий душу звук вдруг вплелся еще один — едкий смех ведьмы, склонившейся над бурлящим котлом в своем доме. Она все видела: каждую кочку на этом болоте, каждый всплеск. Ее — Лиаль — не замечала, но что было толку от слабой девушки в этой глуши, если все происходило независимо от ее сил и воли?

Она хотела уже было возвращаться назад, как вдруг болото вновь ожило, но не затем, чтобы поглотить очередную добычу. Там происходило что-то иное, не видимое с ее стороны, но предсмертный крик очередной жертвы так и не раздался.

Пение мавок постепенно стихло, и угасли огни, однако наступившая беспроглядная темнота больше не пугала. Даже удушающий запах болотной жижи отступил в сторону, уступая место свежим ароматам ночных трав.

Снова вереск, сладковато-пряный, пощекотал нос, и Лиаль отчего-то вспомнила свои сны, чистую, прохладную свежесть колодезной воды и незнакомца, один взгляд которого пьянил слаще эля.

И хотя колодец был далеко, тот же образ вдруг приобрел различимые очертания в танце ночных теней, и девушка отшатнулась назад, к деревьям, пугаясь собственных фантазий, обретающих вполне очевидные грани. Прозрачная вода из ручья сливалась на смуглой гладкой коже в крошечные дорожки, и Лиаль заворожено следила, как они сбегают вниз по обнаженному телу. Не могла оторвать глаз, понимая, что слишком устала этой ночью, оттого и мерещится то, что обычно приходило лишь во сне. Слишком явно и ярко, будто она и не спит вовсе.

Но ей и в самом деле пора возвращаться. Ночной лес становится опасным, если даже сны превращаются в явь. Она укуталась в плащ поплотнее и метнулась к знакомой тропке, но в тот же миг мощная, необъятная сила пригвоздила ее к стволу дерева. Воздух внезапно кончился, а по телу растеклась боль, сконцентрировавшись в горле и чуть ниже — там, где привычно заныл старый шрам. Хотелось вздохнуть, стряхивая с себя наваждение, разрешить оковы сна, обернувшегося кошмаром, но вместе с воздухом ее покинули и остатки тусклого точного света. Последним, что она запомнила перед тем, как провалиться в беспамятство, было странное золотое сияние и шепот, разобрать который уже не смогла.

* *