Божье око - Энса Ридс

Стив рыдал, вспоминая, как воровал наркотики, которые Дон распространял по всей тюрьме. Видите ли, Стив был одним из немногих счастливчиков, которые работали с Доном и встречались с ним лично, хотя разговоры с ним всегда были короткими. Дон никогда раньше не говорил ему больше двух слов. Но сегодня он говорил много. И тогда Стив понял — за попытку украсть товар и продать его самостоятельно придется очень дорого заплатить.

— Скажи мне, Стиви, сколько моего товара ты, блядь, продал? — он спросил не потому, что не знал, а потому, что хотел услышать это от самого Стива. Массимилиано всегда всё знал — знал ответы на вопросы, которые еще не успел задать. Он знал о Стиве всё: каждого клиента, которому тот продавал, каждый украденный килограмм. Долгое время он просто наблюдал, наслаждаясь тем, как Стив становился самоувереннее, предвкушая день, когда приведет его к себе и накажет за то, что осмелился так нагло водить его за нос.

Не прекращая рыдать, Стив бессвязно молил о пощаде:

— П-п-пожа-а-алуйста д-д-он, не на-а-а-до, у меня е-есть с-с-сын, — кричал он из последних сил. — П-п-простите м-м-меня! Я-я верну вам всё до п-п-оследней к-к-копейки!

Массимилиано же сидел неподвижно, потягивая чай и наслаждаясь теплом солнечных лучей на коже, пока голос Фрэнка Синатры успокаивал его мысли и расслаблял мышцы.

Массимилиано медленно расправил плечи, а его охранники, стоявшие вдоль стен, напряженно выпрямились. Их холодные, пустые взгляды устремились на Стива, который так и не ответил на вопрос. Один из солдат шагнул вперед и ударил его локтем в затылок.

— Ты смеешь не отвечать на вопрос Дона? — резко спросил он.

Стив вскрикнул от боли и рухнул на пол, потеряв равновесие. Солдат продолжил избивать его. Мужчина кричал от боли, харкая кровью. Мощные удары охранника, ростом под шесть футов, были просто невыносимы.

— Ладно! Ладно! Д-д-два м-м-мии-ллион-нн-а д-д-ол-лар-р-ров, — воскликнул он, всхлипывая от мучительной боли. Наручники впивались в запястья и лодыжки, когда он рухнул лицом в собственную мочу, которая попадала в рот при каждом его вдохе, но в тот момент он даже не мог испытывать отвращения. Он просто хотел, чтобы его пощадили.

После его слов, солдат поднял его на ноги, возвращая в прежнее положение. Спина болела, он был полностью разбит. Массимилиано молча допивал свой чай. Женщина из его личной прислуги, находившаяся здесь с самого начала, забрала пустую чашку и поспешила покинуть комнату.

Солдаты выпустили ее, и в комнату вошел другой заключённый — высокий, с кожей цвета красного дерева и дредами до поясницы. Его тело покрывали шрамы и татуировки. Он был одним из самых опасных в тюрьме: осужден за тридцать два убийства, хотя на его счету было пятьдесят семь жертв. Он проникал в дома к одиноким мужчинам, насиловал их, убивал, а затем издевался над телами до тех пор, пока они не начинали разлагаться, после чего переходил к другой жертве.

Он отбывал одиннадцать пожизненных сроков без возможности условно-досрочного освобождения. Когда Лерой вошел в комнату, солдаты закрыли за ним дверь. Он склонил голову в знак уважения к сидящему перед ним могущественному человеку.

— Дон, — произнес он, стараясь контролировать свой глубокий голос, в то время как его сердце бешено колотилось от страха. Лерой терялся в догадках, зачем его вызвали в личные покои итальянского Дона. Он не хотел лишний раз пересекаться с этим человеком.

Массимилиано молчал — за него говорил солдат.

— У дона есть для вас подарок, мистер Лерой, — проговорил он, указывая на связанного голого мужчину. Того самого надзирателя, который издевался над Лероем. Глаза Лероя расширились при виде униженного Стива, некогда всемогущего начальника.

— Шеф? — потрясенно произнес он, не из жалости, а от неверия. Лерой посмотрел на солдата, ища подтверждения, и тот кивнул.

— Ты волен поступать, как тебе заблагорассудится, — произнес солдат с заметным итальянским акцентом, отступая. Стив закричал, несомненно, зная о наклонностях Лероя. Он не раз заставал того насилующим заключенных, и согласие жертв никогда не интересовало Лероя. Изнасилование было его главным пристрастием.

— Н-нет! Нет! П-п-пожалуйста! — закричал он, когда Лерой обошел его сзади. Лерой быстро снял свой оранжевый комбинезон, позволив ему упасть и растечься вокруг лодыжек, его руки потянулись к бледной заднице Стива. Мощные ладони Лероя резко ударили по ягодицам Шефа, и Стив вскрикнул от острой боли, отчего на лице Лероя расплылась ухмылка. Другой рукой Лерой поглаживал себя. Его рука скользнула вниз по ягодице мужчины, отыскивая розовый бутон, на котором было нечто большее, чем просто немного коричневатого оттенка.

— О, Шеф, посмотри на себя. Ты девственник, — прохрипел Лерой, пальцы ног подгибались от возбуждения при мысли о том, что должно было произойти.

Он раздвинул ягодицы Стива и плюнул на интересующее его место, в то время как Стив кричал и умолял.

— Да, да, продолжай умолять, — проворчал Лерой, приближая свой член к тугому сжимающемуся от страха отверстию.

Лерою особенно это нравилось, ведь это означало, что Стив будет еще туже.

Массимилиано встал, потягиваясь, и один из солдат протянул ему газету. Он развернул ее и слегка хмыкнул, когда в комнате раздались удовлетворенные стоны Лероя, и болезненные крики Шефа. Дон подошел к двери, не обращая внимания на звуки, наоборот, желая дать Лерою столько времени, сколько тот захочет, пока Шеф будет его сучкой.

Дон никогда не пачкал руки грязной работой. Он был Доном — он не убивал кого ни попадя, для этого были другие люди. Не потому, что не умел, а потому что считал недостойным марать руки о простолюдинов. Только равные ему по статусу — лидер якудзы, глава мафии в Южной Африке или русской — могли удостоиться чести быть убитыми его рукой.

Солдат придержал дверь для Дона, который вышел как раз, когда мимо проходил молодой надзиратель с почтой для заключенных. Этот надзиратель был совсем молодым парнем, ему было всего двадцать пять, и он выглядел очень напуганным. То, как он задрожал при виде Массимилиано, ясно говорило о его неопытности и страхе перед столь могущественным человеком. Но Чаду, так звали парня, уже дважды удалось заговорить с ним. Пусть оба раза тот отвечал лишь коротким мычанием, но это всё равно означало, что Дон его услышал, что само по себе было впечатляющим достижением.

Размяв ноги, Дон, собирался вернуться обратно. Он планировал почитать газету под музыку Синатры и звуки Лероя, развлекающегося с Шефом. Но его внимание привлекла стопка бумаг, которую держал Чад. Он не произнес ни слова, но этого и не требовалось, потому что Чад уже