Барс. Взрыв мозга - Лана Александровна Ременцова

– Её первая ночь на аукцион отменяется. Веди ко мне. Я стану первым мужчиной этой девки. А парням лучших дай, – отрезал он, будто гильотиной.

Та кивнула, как болванчик.

– Вы наш VIP–гость, и поэтому я вам и решила о ней рассказать, – опять пролепетала, заискивающе глядя на него.

Он прошёл в личную комнату, где всегда расслаблялся как в коконе, разделся и вошёл в душевую кабину. Встал под тёплыми струями, размышляя:

«Что я буду с ней делать? Отца дома почти не бывает. Вечные переговоры, перелёты по миру, как перелётная птица. Няньки точно не придут. Блин, куда её девать? Дочь богатея да ещё, наверное, и наивная, как курица. Вот попал. По самые яйца».

Присел на корточки и взялся за голову, как будто она была сделана из хрусталя.

Спустя минут десять всё-таки «взял мозги в руки» и вышел, завернутый снизу махровым банным полотенцем.

Глаза сразу уставились на девушку, одетую, подобно кукле из секс – шопа, в разноцветные малиновые чулки в горошек, коротенькую пушистую юбку, топ, едва прикрывающий грудь, да ещё и с бантами на косах, будто она собралась на детский утренник.

– Там что все с ума посходили? Какого хрена тебя так одели? – прорычал, как медведь, разбуженный зимой.

– Это же моя первая ночь. Сказали, что я и должна так выглядеть, – пролепетала, испуганно хлопая глазами.

– Неважно, главное, твой дебильный вид меня не возбуждает. Убирайся! – проорал, как сирена.

Девушка пулей вылетела из комнаты, будто ошпаренная. А он ударил кулаком в стену, чтобы выпустить пар. Оделся и покинул «Маску», как будто убегал от чумы.

Барс ещё пару часов терзал город своим бешеным байком, похожий на хищника, выслеживающего добычу. Выпустив демонов из заточения, направил стального коня к своему заветному месту на реке – обители тишины, отгороженной от мира чёрной стеной забора. Здесь, казалось, даже время замирало в благоговейном молчании. Местные обходили это место стороной, страшась зловещего полотна, где баллончиком была выведена его банда, а сам он – во главе, в образе разъярённого барса, готового растерзать любого.

Подойдя к забору, он подсознательно поднял один из дюжины валявшихся под ногами баллончиков и принялся за работу. В глазах – ледяная пустота, бездонная, как зимнее небо. Барс, а для немногих – Марин, имя, данное матерью, был одарён уникальным даром, взращенным на персональных уроках у лучших мастеров, оплаченных отцом. Талант этот прорезался в шесть лет, как молния на ясном небе, после трагической гибели матери в авиакатастрофе. Отец, будто в попытке залить огнём пожар, окружил единственного сына сонмом нянек и репетиторов, превратив дом в подобие закрытой школы. Но мальчик, сломленный горем, стал заложником панических атак, боялся высоты и замкнутых пространств. Психологи и психотерапевты оказались бессильны. Спасение нашёл в красках, в изучении языков – их он знал четыре, как свои пять пальцев, да ещё и древние пытался изучать, – а после… в женщинах. Но и в них не искал тепла, нежности, духовной близости. Лишь плоть и разврат, холодное потребление.

Ещё одним увлечением с детства были боевые искусства. Соревнования его не прельщали, но он оттачивал мастерство под руководством лучшего учителя, который однажды предостерёг: «Был бы ты на соревнованиях, уже давно носил чёрный пояс, а то и Даны. Только молю, не обращай искусство во зло». В ответ Марин лишь огрызнулся: – Куда девать свои способности – моё дело. А тебе отец платит с лихвой, чтобы не просить меня о том, чего я не могу обещать».

Друзья детства, такие же отпрыски золотой молодёжи, разделили его порочные пристрастия: женщин и желание подчинить город, поставить на колени малый бизнес. Они были местным рэкетом, бичом предпринимателей. Отец знал о похождениях сына от частного детектива, но не вмешивался. Любил его слепо, боясь увидеть несчастным.

Марин закончил рисунок. На холсте из бетона и краски застыл Барс: яркий, сильный, могущественный, но такой же безжалостный, как и он сам. Отбросив баллончик, парень процедил сквозь зубы: «Моя сущность. Я сожру любого, кто посмеет встать на моем пути».

Он направился к импровизированной свалке металла, что громоздилась у забора, и взобрался на неё, будто на трон. Добравшись до середины, закрыл глаза. Голова закружилась, как в водовороте. Не хватало воздуха, в висках билась бешеная пульсация. Наполнив лёгкие воздухом до отказа, проревел во всю глотку: «Какого хрена со мной происходит?!»

Барс знал, что боится высоты, но гордость, будто цепь, сковывала его волю. Он насиловал себя, заставляя подниматься сюда, пытаясь выжечь страх калёным железом. Сознание заволокло туманом. Виски пульсировали, как набат. Схватившись за голову, выругался и прыгнул вниз, приземлившись на ноги с кошачьей грацией.

Опустившись на одно колено, перевёл дух, подошёл к байку и умчался прочь.

В трехэтажном особняке он несколько часов не находил себе места, метался, как зверь в клетке, терзаемый мыслями: «Зачем отец спихнул на меня эту девку? Неужели нельзя было просто нанять ей нянек, телохранителей, в конце концов! Какое я имею к этому отношение? А если она глупа как пробка? Что мне с ней делать? А если ей вздумается ходить по музеям и библиотекам?! Я же свихнусь! А если она страшная как смертный грех? Как я вообще смогу на неё смотреть? А если наоборот, она – богиня в плоти, и я потеряю голову от одного её вида? Чёрт побери! Отец! Что за причуды?»

Уснул, развалившись на огромной кровати, уткнувшись лицом в подушку, будто прячась от надвигающейся бури.

Утром созвонился с друзьями: «Встречаемся у новой наливайки. Надо сразу показать этим выскочкам, кто в доме хозяин».

В девять утра банда Барса уже терроризировала новый бар. Хозяин, конечно, слышал о них, но наивно надеялся, что его пронесёт мимо.

– Я только открылся! Может, повремените с просьбами о помощи? – мужчина лет сорока, с испугом в глазах, попытался откупиться от рэкета. Барс, нахмурив брови цвета ночи, схватил его за голову и ударил о колено. Такого поворота событий тот явно не ожидал. Сдавленный вопль боли смешался с попыткой вырваться и дать отпор, но это лишь усугубило ситуацию. Барс вывернул ему руку и с силой приложил лицом о столешницу, прижал голову второй рукой и, глядя в глаза, полные ужаса, отдал приказ:

– Разнести здесь всё! Пока только в зале.

– Не надо!.. Я все понял. Сколько? – простонал тот, захлёбываясь кровью.

– Пять лагов.

– Почему так много?

– Потому что посмел перечить мне. И, кстати, у тебя есть дочери?

– Нет.

– Тебе повезло… или не повезло. Так бы дочь расплачивалась за твой бизнес. А так, придётся платить самому. Запомни: каждый четверг в начале месяца ты отдаёшь моим парням три лага.

Мужчина, утирая кровь из разбитого носа, безропотно расплатился.

После банда двинула на заброшенный завод, где ветер гулял сквозь проржавевшие стены, как призрак былого величия. Там они, как дикие кони, неслись по истерзанным доскам и звенящим этажам. На удивление, Барс на своём байке не испытывал страха высоты, будто внутри него горел предохранитель от падения. Почему? Он и сам не мог понять, возможно, ощущал в железном коне некую первобытную уверенность. Как разъярённый зверь, промчался по пыльной лестнице и вылетел в огромный зал, зиявший дырой вместо восточной стены. Проехал по самому краю, подобно канатоходцу над бездной, и, взревев мотором, съехал по доске, уложенной вниз, как по трамплину в новую жизнь. Остальные – за ним, тенью повторяя его безумный полёт. Покружили по двору, поднимая в воздух облака пыли, будто танцующие духи прошлого, и умчались в город. Там, как всегда, с гиканьем и свистом, рассекали тротуары, пугая прохожих, как стая бешеных псов. Заскакивали на скамейки, превращая их в подиумы для своего металлического балета, и вылетали в парк, будто выпущенные из клетки. Подъехали к караоке, где чей-то писклявый голос пытался петь о любви. Барс, как молния, метнулся к сцене, выхватил микрофон из рук оторопевшей девушки, оттолкнул, будто ненужную куклу, и заорал песню, подобно самому дьяволу, решившему дать концерт. Друзья заржали, подпевая ему, похожие на хор чертей, поддерживая своего предводителя. Продавцы сладкой ваты, кукурузы и прочей