Развод. В клетке со зверем - Милана Усманова

— Нет, — тихо ответила я. — Она сама спросила. Я не...

— Заметила, как она смотрела на тебя? — перебил Роман. — С жалостью. Будто ты какая-то несчастная домохозяйка.

— Она просто вспомнила университет...

— А ты сразу растаяла, — его пальцы постукивали по подлокотнику, отмеряя секунды до вспышки. — Готова была вывалить ей все. Как ты несчастна с таким ужасным мужем.

— Я этого не говорила!

— Не нужно говорить, — Роман наконец повернулся ко мне. — Достаточно твоего взгляда побитой собаки. Весь вечер ты выглядела так, будто мечтаешь сбежать.

Я сглотнула ком в горле:

— Это неправда. Я была...

— Ты была отвратительна, — тихо произнес он, и от этого тона у меня по спине пробежал холодок. — Уставилась на мужа Татьяны, как девочка-подросток. Ты думаешь, я слепой?

— Что?! Я даже не...

Машина остановилась у ворот нашего дома. Водитель невозмутимо смотрел вперед, делая вид, что не слышит разговора.

— Приехали, — сухо констатировал Роман и вышел, не дожидаясь меня…

Я поднялась в спальню, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. Медленно сняла серьги, отстегнула колье, стараясь не делать резких движений. Роман наблюдал за мной, как кобра за мышью, сидя в кресле у окна. На журнальном столике перед ним стоял бокал с виски.

— Иногда мне кажется, — произнес он задумчиво, — что ты забываешь, кому ты обязана всем этим, — он обвел рукой комнату. — Кто дал тебе эту жизнь.

— Я помню, — тихо ответила я. — И благодарна.

— Благодарна? — он усмехнулся. — А по тебе не скажешь. Строишь из себя жертву перед старыми подругами.

— Я не строила...

Он поднялся одним резким движением, и я невольно отшатнулась. Роман мгновенно оказался рядом, его пальцы сомкнулись вокруг моего запястья.

— Не перебивай. Меня, — процедил он. — Никогда. Не перебивай.

— Прости, — прошептала я, чувствуя, как его пальцы сдавливают все сильнее. — Я не хотела...

Его свободная рука взметнулась, и я зажмурилась в ожидании удара. Но Роман лишь заправил прядь моих волос за ухо жестом, который со стороны мог показаться нежным.

— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, — его голос звучал почти ласково, но пальцы на моём запястье сжались ещё сильнее.

Я открыла глаза и встретилась с его взглядом. Холодным, оценивающим.

— Ты должна понимать, — медленно произнес он, — что я могу дать тебе всё. И могу всё забрать.

Его ладонь скользнула по моей щеке, шее, плечу и резко сдернула тонкую бретельку платья. Я вздрогнула, но не отстранилась. Страх сковал мое тело, делая безвольной куклой в его руках.

— Иди в ванную, — внезапно скомандовал он, отпуская меня и отворачиваясь. — Ты сегодня разочаровала меня. Я устал.

— Да, — прошептала я, поспешно отступая назад.

Я закрыла дверь ванной и привалилась к ней спиной, постепенно сползая на пол. Только сейчас я позволила себе дрожь. Вдох. Выдох. Только не плакать. Нельзя, чтобы утром были красные глаза.

Я поднялась и начала механически снимать макияж. На запястье уже наливался синяк - фиолетовый браслет поверх следов, которые едва успели побледнеть. Я открыла шкафчик, достала тональный крем.

Завтра нужно надеть блузку с длинными рукавами.

Я посмотрела на свое отражение: кожа бледная, глаза пустые. Наполнила ванну горячей водой, добавила ароматическую соль. Погружаясь в воду, почувствовала, как начинает жечь свежая ссадина. Но боль была почти желанной: что-то настоящее, что-то, что нельзя спрятать за улыбкой.

Я закрыла глаза. Мысли вернулись к сегодняшнему вечеру, к Татьяне. К ее вопросу о картинах.

Когда я в последний раз рисовала? Кажется, за месяц до рождения Ильи...

Я вспомнила, как Роман однажды похвалил мои работы. В самом начале, когда мы только познакомились. Он даже предложил устроить мне выставку. Но потом каждый раз находил недостатки в новых картинах. «Слишком простовато». «Не хватает глубины». «Ты же не думаешь, что это действительно талантливо?»

А потом, когда родился Илья, искусство как-то само собой отошло на второй план. Мольберт, краски, кисти - всё отправилось на чердак. «Временно», - сказала я себе тогда.

Временно. Шесть лет назад.

Я вытерла слезу, скатившуюся по щеке. Вода в ванне остывала, но я не спешила выходить. Здесь, за запертой дверью, было единственное место, где я могла позволить себе снять маску.

Из спальни донесся звук телевизора. Роман, вероятно, смотрел новости. Завтра он будет вести себя так, словно ничего не произошло. Возможно, подарит мне что-нибудь. Браслет или новые серьги, чтобы скрыть следы.

Я глубоко вздохнула, заставляя себя подняться. Машинально нанесла крем на запястье, скрывая синяк. Расчесала волосы, надела шелковую пижаму.

Он устал. Это был напряжённый день. Завтра всё будет хорошо.

Слова, которые я повторяла себе каждый раз. Слова, в которые давно перестала верить.

Я осторожно покинула своё временное убежище. В спальне было темно, лишь мерцал экран телевизора. Роман уже спал, или делал вид, что спит. Я неслышно скользнула к своей стороне кровати, бесшумно откинула одеяло.

— Ты слишком долго, — его голос прозвучал в темноте.

Я замерла.

— Прости, — прошептала я. — Я не хотела тебя будить.

Роман не ответил. Я осторожно легла, стараясь сохранять дистанцию между нашими телами, но при этом не показывать, что избегаю его. Искусство невидимых границ, которому я научилась за годы брака.

— Завтра повезу Илью на соревнования, — наконец произнёс муж. — Тебе не нужно ехать.

— Но я думала...

— Тебе. Не нужно. Ехать, — отчеканил он. — У тебя синяк на запястье. Не хочу лишних вопросов.

Моё сердце сжалось. Илья ждал этих соревнований по плаванию три месяца. Он каждый день спрашивал, придем ли мы оба.

— Хорошо, — выдохнула я, сглатывая комок в горле.

Роман повернулся ко мне, его рука легла на мою талию - собственнический жест, не нежность.

— Ты же понимаешь, что я делаю всё для нашей семьи, — произнес он тоном, которым обычно разговаривал с бизнес-партнерами. — Для тебя. Для Ильи.

— Да, — прошептала я.

— И это ты вынуждаешь меня... расстраиваться, — его рука скользнула выше, к моей шее. Не сжимая, просто обозначая возможность. — Когда ты ведешь себя... неподобающе.

— Я знаю, — еле слышно ответила я. — Прости меня.

Его пальцы на секунду сжались на моем горле —