Ее свирепые звери. Начало - Э. П. Бали

Высунув языки и пробуя воздух на вкус, как полудикие рептилии, прислужницы моего отца подходят и располагаются по обе стороны от моей входной двери.

Я стою лицом к ним, и не верю своим глазам, когда следом входят двое высоких мужчин — телохранители, судя по пистолетам, которые они открыто носят на поясе. Мужчины бросают на меня насмешливый взгляд, прежде чем заключить женщин в «скобки» и встать у стены, скрестив руки на груди и подняв взгляд поверх моей головы.

Мое сердце грозит выпрыгнуть прямо из грудной клетки.

Это очень плохо.

Он пришел сам, со всей своей свитой — словно я какой-то иностранный придворный, а это официальное заседание. Тревожные звоночки громко звучат в моей голове. Либо у него есть для меня последняя важная работа, либо что-то гораздо худшее.

Я не всегда боялась его. Он был хорошим отцом, когда возлагал на меня большие надежды. Но в тот же день, когда раскрылась моя анима, он за считанные минуты превратился из любящего отца в жестокого надсмотрщика.

Возвестив о своем присутствии, следующим входит мой отец, размашисто шагая сквозь дверной проём в черных ботинках военного образца. Он похож на призрак мужчины, слишком высокий и слишком худощавый, со впалыми щеками, глубокими тенями под глазами — как будто Королевская кобра взвалила на его плечи какую-то огромную мировую ношу. Но я знаю лучше. Такова была сила черной магии, и он использовал ее как наркоман. Я полагаю, мы немного похожи: мне достались оливковая кожа и темные волосы с его стороны семьи, и я похудела из-за своей диеты, состоящей из лапши быстрого приготовления и редких поптартов.

Я не видела отца целый год — прислужники присылали мне его распоряжения, — но он ничуть не изменился с прошлого раза.

Эти черные глаза пристально смотрят на меня, словно за мной охотится хищник, и мне хочется зарыться в землю и никогда больше не попадаться в поле его зрения. Я не могу не заметить, что он стоит прямо на пороге, как будто ему слишком противно заходить дальше. Судя по всему, входить должным образом ниже его достоинства. У меня осталось всего две недели до того, как я исчезну из его жизни. Он не мог просто оставить меня в покое?

— Аурелия, — от его голоса у меня по спине пробегают мурашки, и я подавляю дрожь.

— Отец, — я киваю, сохраняя невозмутимость и в голосе, и на лице.

Обе приспешницы недовольно зашипели из-за того, что я не обращаюсь к нему с почтением «Ваше величество». Будь я любым другим человеком, это потребовало бы наказания в виде смертельного удара или, в стиле Змеиного Двора, медленной казни с помощью яда. Ему не нравится, когда я называю его «отец» или «папочка», потому что я не могу быть его дочерью. Но в мире, где от меня ожидают полного подчинения, называть его «отцом» — это единственный акт неповиновения, который я себе позволяю.

Единственный признак его недовольства — подергивание уголка рта, когда он поднимает руку, чтобы успокоить своих отмороженных прислужниц. Образ справедливого и доброжелательного правителя.

— Ты в порядке? — резко спрашивает он.

Его глаза клинически обшаривают мое тело в поисках признаков инвалидности или болезни. Мрачное присутствие отца накрывает меня, как тяжелое одеяло, и я подавляю желание неловко поерзать. Я хочу, чтобы он ушел из моего пространства и из моей жизни. Теперь я совершеннолетняя и не являюсь частью его Двора — это, конечно, означает, что у меня есть некоторая автономия. Теперь есть на что опереться.

— Я в порядке, — подтверждаю я и во внезапном порыве несвойственной мне храбрости говорю: — Что тебе нужно, отец? Мне нужно приниматься за работу.

Он делает один шаг вперед, и от этого движения мое сердце пропускает несколько ударов. Ничего не могу поделать со страхом, поднявшимся во мне, и мне так стыдно за себя, когда я делаю прискорбный шаг назад.

Черные глаза вспыхивают из-за моего очевидного поведения добычи.

— Сегодня ты не пойдешь в магазин, Аурелия, — говорит он.

Я знаю, что он чувствует мой страх, ощущает его в воздухе, слышит в биении моего сердца. Но я не могу контролировать это прямо сейчас. Только не с ними, заполонившими мой крошечный дом, и не после того, когда весь мой мир сужается до одного осознания.

Мне уже двадцать.

В глазах моего отца я женщина.

Возможно, поступить в колледж было мечтой идиотки. Мечтой глупой, полной надежд девчонки.

Это все?

Неужели настал мой судный день, когда отец раскроет наш секрет ради собственной выгоды? Когда он продаст меня, как движимое имущество, тому, кто больше заплатит? Старые законы разрешают это, и многие все еще придерживаются их.

— И почему же?

Я ненавижу дрожь в своем голосе.

— У меня есть коллега, которому нужны твои целительские способности.

Прохладное облегчение омывает меня приливной волной, и я знаю, что заметно прогибаюсь под тяжестью избавления от мысли, что меня продают замуж или в загон для разведения. Я прерывисто вздыхаю, едва не засмеявшись вслух. Он должен позволить мне поступить в колледж. Я больше не могу выполнять его задания.

— У тебя есть доступ к лучшим целителям, чем…

— Ты знаешь, что это неправда, — его голос прерывает меня, когда он обнажает клыки.

Я вздрагиваю.

Что касается вторичной силы, то я довольно хороша в исцелении. Хотя оборотни редко обладают вторичной силой, я, как и моя мать, — редкое существо.

Мой отец прятал меня, чтобы никто точно не узнал, насколько я особенная. Но все равно, потребовались годы, чтобы стать хорошим целителем. Изучить все тонкости тела оборотня. Всякий раз, когда мой отец хочет, чтобы я помогла, это означает, что дело является чем-то необычным и опасным, с чем никто другой не захочет связываться. Что-то, что, без сомнения, подвергнет меня риску.

— Мне уже двадцать, — выпаливаю я, — я не принадлежу твоему Двору. Ты больше не можешь мне приказывать…

Его глаза вспыхивают гневом, и он замахивается рукой для удара. Тень его огромного змеиного анимуса вылетает из его ладони головой вперед. Он несется по воздуху прямо на меня, челюсти смещаются, щелкают и находят свое место на моей шее. Я задыхаюсь от крика и отшатываюсь назад, когда острые зубы вонзаются в нежную кожу моего горла. Ударяюсь спиной о стену кухни и быстро моргаю, пытаясь устоять на месте, когда отец надвигается на меня. Его лакеи ухмыляются у него за спиной.

Вот почему он король своего двора. Анималия легко принимают наши животные формы. Способность менять только одну конкретную часть