Чужими мы (не) стали - Ольга Рог

Еще вчера Маша восприняла бы это легко. Ну, общаются. Обычные офисные посиделки, ничего такого... Социализация. Люди задевают друг друга, ручкаются.

Иначе никак.

Письма рядом отравляли видение, искажали реальность. Переворачивали с ног на голову. Делали ее подозрительной. Все вокруг стало чужим, далеким: улица, женщины и мужчины, сам Макс. Ее словно оградили, отвергли участие в празднике жизни. Встряхнули сувенирный шар и со дна подняли пепел.

«Сегодня в Саратове осадков не предвидится. Температура...»

Мария отмерла и выключила чертовый говорильник. Решение пришло само. Она выхватила мобильный и набрала номер мужа.

Шли гудки. Один. Второй. Третий. Максим тянется за телефоном, лежащим на столе. Видит, кто звонит Кривляется, что-то говоря своим коллегам. Они уже поймали смешинку и хихикают. Лицо Максима живо меняется, он натягивает серьезность. Прикладывает палец к губам: «Тихо, не ржите сильно! Спалите перед женой».

— Да, Маша? — голос наигранно бодрый.

— Максим, ты на обеде? Может, встретимся? — проговорила чуть слышно. Громче стучало сердце, отдаваясь в виски мигренью.

— Не совсем удобно, малыш. До конца перерыва двадцать минут. До вечера не подождет? Как там Ростислав Олегович? — она его хорошо слышала, словно губы Максима находились прямо у мочки уха.

Еще неплохо видела. Видела, что слова не соответствуют произношению и мимике.

Ему абсолютно плевать на тестя, что помог занять эту должность. Чихать на Машу, на ее проблемы. Важнее то, что рядом трется блондинка, капризно надувая губы и выразительно заглядывая ему в глаза. Словно просит: «Макс, заканчивай трепаться. Время! Время не отнимай».

Он хмурится, не услышав ответа. Выстрадано улыбается девке рядом, будто кожу натянули и забыли отпустить. Кивает ей: «Сейчас».

— Маш, ты там не уснула? Все в порядке?

— Ты прав, Макс. Вечером поговорим, — этакий набор из рычащих звуков.

Мария нажала «отбой», разочарованно наблюдая как муж что-то сказал людям за столом. Они понимающе закивали. Подозвали официантку, чтобы рассчитаться.

Блондинка вынула зеркальце и стала мазать розовой помадой по губам. Кокетливо пошлепала мазней. Перевела взгляд на Максима, смотря как он оплачивает обед.

За двоих? Почему лахудра не дернулась за карточкой? Или для нее здесь бесплатно подают?

Столько «неизвестных» в одном уравнении Марии просто не вытянуть. Мозг заблокировал думать, что означает ее наблюдение за мужем. Хотелось затаиться, сыграть как в детстве в прятки, чтобы не нашли. Подумать, прожевать тот кошмар, что творится с ее жизнью. Сбежать. Найти тихое, спокойное место и переждать. Да, трусливо. И очень сильно не вовремя бросить мать разгребать в одиночку.

Наследственность у нее плохая! Папочка умел выворачиваться и уходить в глухую оборону. Маша, наверняка какая же безответственная дрянь. Или почти... Она сейчас не знала, кем является на самом деле. И подсказать ей больше некому. Нет авторитетных личностей.

Но, сначала она выполнит свой дочерний долги завезет документы в больницу.

3.

Странное пограничное состояние, словно тебя оглушили. Слышишь, видишь, но ничего не чувствуешь. Готова ли Маша была к такой правде? Однозначно — нет.

Где конец порочному кругу? Сначала ты узнаешь, что отец больше пятнадцати лет хранил тайну о любовнице и сыне.

Муж? Того, кого казалось знала, как свои пять пальцев. В горе и в радости с шестнадцати лет. Их в школе дразнили неразлучниками. Куда Маша, туда и Максим... Так почему вышло, что он кривляется перед чужими людьми, и закатывает глаза, будто ему звонит жена — грымза, надоедливая, сварливая, разжиревшая на щах? Мария не такая! Она никогда себя не запускала, не носила растянутые футболки. Одевалась не крикливо, но прилично из хороших магазинов.

Благо, зарплата позволяет. Работают оба и детей пока нет.

— Маш, ну что ты, как неживая? Принесла документы? — голос матери ее выдернул из абсурда.

Она моргнула, внимательно рассматривая женщину, которая ее родила. Маму нельзя назвать красавицей. Нина Ивановна была интересной. Носила очки. Волосы красила в один и тот же цвет — пепельно-русый, как свой родной оттенок. Стрижка под каре. Невысокая, худенькая бывшая учительница начальных классов, которую до сих пор помнят и поздравляют с праздниками ее ученики. Острый подбородок. В карих глазах стойкая решимость бороться за мужа.

— Мама, операция завтра, как планировали? — Мария осторожно проговаривала каждое слово, боясь выдать свое истинное отношение к отцу. Какое? Она сама пока не определилась.

— завтра, Маша. Завтра, — мать перебирала принесенные документы. — Потом, если все нормально. — ее голос сорвался на хрип. — Ростислава в военный госпиталь на реабилитацию отвезем.

— Будем верить, что все нормально, — закивала Мария, которая несмотря на обиду, засевшую в груди, зла отцу не желала.

— Пойдем, Маша, тут комната есть — часовенка с небольшим иконостасом. Можно поставить свечи. Платки на голову у меня есть с собой.

Действительно, маленький уголок для православных, для тех, кто верит. Если у Нины свеча вспыхнула ярко, то у ее рыжеволосой дочери еле зажглась. Два раза гасла. Руки опять тряслись. Какие там молитвы? Мария при желании, ничего вспомнить не могла. Но, дала зарок, поклялась: «Если операция пройдет успешно, она найдет своего сводного брата. Обязательно надет».

— Маша, я дома! — крикнул Максим с порога и грохнул пакетом об пол. Он заявился позднее обычного... Хотя, насколько? Месяца два ссылается на завал в работе. — где моя любимая жена? Почему не встречает?

Он благоухал. Улыбка до ушей. Нашел ее взглядом в гостиной на диване, с книжкой в руках. На столике перед Машей чашка остывшего зеленого чая с мятой.

Покусанная шоколадная конфета на фантике.

Внутри у нее кипело с пузырями и дурным запахом. Немного подташнивало. Маша протянула руку и отпила холодный чай, заглушая приступ тошноты. Омерзение и скука. Ей даже не нужны оправдания. Маша, прекрасно знала, как поведет себя муж. Скажет: «Сама придумала, сама обиделась. Делаешь трагедию из ничего».

И вообще, Макс был всегда человеком с юмором. Умел все перевести легко в безопасную зону. Поэтому, они за двенадцать лет ни разу серьезно не ссорились..

При любом Максимкином косяке — букет, конфеты, торт, чтобы жирела и добрела.

Пошлые анекдоты. Обязательно секс с элементами: «Давай, мы еще так не пробовали».

— Ужин на плите, если голодный, — и уткнулась обратно в книгу, удивляясь, что нервы — стальные канаты. А как хотелось бы плеснуть ему в рожу, наорать.

Спросить: «Что это за блондинистая шлюха на тебе виснет?»

Воевать не тянуло, на истерики тоже.

«Не-е-ет, дорогой. Слишком шикарно будет