Там, где нас нет - Альвин Де Лорени

Сука этот майор Амбалян! Ох, как больно!

Слёзы потекли из моего правого глаза. Нос забился соплями, рот ощерился, подсохшие было губы, опять лопнули.

… Ых, ы-ых. Ш-Шш…

Дракон выполз из своего убежища (где оно у него там?) встал на задние лапы и его голова превратилась в раскалённый прут, который начал медленно вращаться в моём многострадальном анусе.

Подтягиваю ноги ближе к животу. Дышим, дышим, дышим. Дальше надо делать без раскачки, иначе не выдержу.

Поднимаю зад, опираюсь на левый локоть и на колени. ВСЁ. Сил терпеть эту боль уже нет. Ы-ы-ы-ы!!!. Горло перехватил спазм. Могу только дышать. Дышим, дышим, дышим.

По ногам потекло. Мочевой пузырь будто схватили рукой и давили на него, давили как на спринцовку. Острая режущая боль прохватила меня до затылка, жжение в мочеиспускательном канале в дополнение в кочерге майора Амбаляна не давало мне возможности вдохнуть. Остановиться я тоже не мог.

Откуда хоть течёт?

Волосы свалились с головы на лицо и пол, лбом я уперся в предплечье правой руки и попытался посмотреть вдоль живота между ног. Там обнаружился член, весьма невеликих размеров, который был занят в данный момент очень важным делом — из него вяло текла струйка мочи толщиной чуть больше спички.

Ладно, пусть занимается. Нам сейчас надо к воде двигаться. Вода важнее, гораздо важнее.

Куда хоть идти-то надо? Где вода?

Кажется, капало там. Переставляем конечности! Я сказал, переставляем! Раз, два, три, четыре. Ы-ЫХ. Дышим, дышим.

На локтях, на ладони опереться не могу — пальцы сломаны, и на коленях, задыхаясь и подвывая от невыносимой боли, пробрался к стене камеры на полу у которой стояла плошка. Выше плошки камень имел выступ, с которого срывались капли воды и падали в плошку.

Плошка давно переполнилась, вода из неё стекает в канавку вдоль стены и уходит куда-то.

Выпрямиться не могу, взять в руки эту грёбанную плошку тоже не могу — переломанные пальцы её просто не удержат.

Придется пить прямо с пола. Вытягиваю губы и пытаюсь дотянуться ими до воды, к горлу подкатывает спазм… глоток сделать не удалось. Шея затряслась, не выдерживая веса головы.

Такая желанная вода, вот она, только дотянись. Ну…, ну же, давай, надо напиться. Тело, стоявшее на четвереньках, зашатало.

Дыхание перехватило, к горлу подкатил комок, лёгкие вытолкнули воздух и жестокий кашель разорвал брòнхи и сорванное горло. Выталкиваемая лёгкими мокрота перекрыла гортань, воздух со свистом и сипом втягивался в грудь и в мучительных спазмах выплёвывался назад.

Раскрытый рот, в попытках обеспечить тщедушное костлявое тело живительным кислородом, задушенно хватал холодный вонючий воздух камеры. Левую сторòну головы и глаз дёрнуло болью.

Тело тряслось, кашель выворачивал лёгкие, мокрота свистела и булькала в груди. Тряска разбудила моего «любимца» — адская боль прострелила промежность и заставила тонко завыть…

«Блядь, только этого не хватало. Сдохну я тут. Только тубика не достаёт.».

С трудом остановил кашель, опасаясь сделать лишнее движение, осторожно потянулся обмётанными, растрескавшимися губами к воде.

Живительная ледяная влага попала в рот. Сделать удалось только пару глотков — холодная вода снова вызвала кашель…

Задыхаясь, стоял над плошкой, упёршись теменем в стену. С выступа камня на затылок капали ледяные капли. Мокрота подкатывала горлу. Рот наполнился металлическим привкусом. Сплюнул тёмным на пол. Тягучие нити слюны свисали из судорожно хватающего воздух рта

Кровь…

«Ещё раз»… Опять тянусь к воде.

Пить пришлось пополам с волосами, так как отросшие космы, свисая с головы, полоскались в моей (МОЕЙ!) воде…

Попытался правой кистью утереть рот и почувствовал, что губы провалились в рот. У меня не было передних зубов на обоих челюстях!

Коренные были в наличии — удалось прикусить щеку изнутри.

Звери в нижней половине моего тела немного успокоились, боль стала терпимее.

Дальше-то, что делать?

Повернув голову вправо, здоровым глазом разглядел стену камеры в которой была дверь. Дверь деревянная. «Кормушки» и глазка нет. Ясно.

Что слева?

Левый глаз не видит. Выглядываю правым глазом из-под волос свисших на лицо. Так.

Напротив входа у стены расположены невысокие нары, ну мне, в моей позе, высотой до плеча будет. И нары деревянные. На нарах валяется скомканная тряпка. Выше нар зарешёченное окошечко, в него прòникает тусклый свет. Рассвело, значит.

Стало быть, ползём туда. Знобит… Прямо колотит от озноба. Видимо температура высокая… Неудивительно — я в шаге от септического шока.

Кое-как, перебирая ногами и руками по каменному полу, добрался до нар. Сил забраться уже не хватило. Раздирая на груди подсохшую рану, затянул тело животом на нары, уцепился за тряпку, накинул её на спину, а ноги оставил на полу, осторожно повернул голову вправо и лёг щекой на нары. Так, в позе раком, силы меня покинули.

Глава II

Забытьё. Мысли, тяжёлые как камни, ворочались в голове.

«Что это за место? Камера? Меня посадили? Стены из камня, дверь деревянная. Где это может быть? Точно не у нас.»

«А где это — у нас?»

Тело чуть набралось сил, удалось пошевелить головой, повернув её к левому плечу. Из окошечка под потолком чуть тянет тёплый сквознячок. Разгоняет смрад испражнений, мочи, сладковатый запах свернувшейся крови, прокисшую вонь немытого тела. В правом от двери углу стоит деревянное ведро с верёвочной ручкой. «Параша…» — констатирую я безразлично.

Разглядываю стену камеры слева от меня. Сплошной камень. А это что? В стену на высоте около 2 метров вделаны металлические кольца. И расстояние между кольцами больше метра. Карцер? Буйных привязывают? Не-е. Слишком высоко.

Будто ветерок прошёл по коже головы под волосами, уши чуть дёрнулись назад.

«Wer bist du?» — чуть слышно отдалось в голове.

За дверью слышны тяжёлые шаги. Заскрежетал ключ в замке, дёрнулся засов, дверь, завизжав на петлях, открылась внутрь камеры.

Заходят двое, в чёрных шаперòнах, в серых куртках до середины бедра и штанах, на ногах короткие сапоги. Оба низенькие, толстые. Рукава засучены до локтей, большие пальцы толстых коротких рук засунуты за пояс. У обоих низкие покатые лбы, волосатые ноздри вывернуты, видать в них глубоко, лица жаждущие.

Один из них, толстогубый, с размаху толкнул меня ногой. Промежность взорвалась дикой болью. Тело слетело с нар. Присохшая к нарам рана на груди снова закровоточила. Голова мотнулась и с глухим стуком ударилась о нары. Тряпка, которой накрывался, сползла на пол.

— Ah, du kniest nieder, Schlampe![1] — толстогубый, нагнувшись, схватил меня за волосы. Смрад никогда нечищенного рта и полусгнивших зубов достиг моего носа.

— Heute einen blasen. Ohne Zähne einen guten