Измена. Игра в чувства - Анна Эдельвейс

Когда двери лифта бесшумно разъехались, во рту пересохло. Красная ковровая дорожка бархатом стелилась до самого кабинета моего мужа. Причём, отсюда было видно, что дверь в кабинет Василевского приоткрыта.

Ну, и чего ты нервничаешь, уговаривала я саму себя. Раз дверь приоткрыта, значит там нет того, чего ты так боишься увидеть. (Воображение рисовало любимого в охапку с девицей, больше на ум ничего не приходило.)

Ну и вправду. Если люди хотят уединиться, они же первым делом закроют дверь, ведь так! На засов. А лучше на замок. На пудовый.

И всё же я шла к этой двери с приоткрытой щелью, в которую уже утекала моя семейная жизнь. Глаза ещё не видели, но сердце точно знало: — не надо туда заглядывать.

Я остановилась в шаге. Прислушалась. То, что в кабинете есть люди не оставляло сомнений.

Я ещё ничего не поняла, но сердце тарахтело: беда!

У меня ещё была призрачная возможность оставить всё как есть. Развернуться, убраться прочь из офиса так и не подойдя к этой проклятой двери. Сесть в машину, ехать домой и никогда не вспоминать об анонимке. И тогда жить оставшуюся жизнь в сомнениях, но не знать правды.

Из за двери раздался шум. Я знала этот звук. Это когда файлы и бумага со стола летят на пол. Воздух вокруг меня стал холодным и густым, как болотная жижа, приходилось проталкивать его в себя. Моментально высохли и задеревенели губы, облизывая их ничего не чувствовала, только слышала набат в сердце: бум, бум…

Да что же там такое… Шаг и…

Глава 2

Моё бесшумное появление для меня было жестоким сюрпризом. Этаким щелчком: бац, и навсегда потух свет в моём сердце.

На столе лицом к мужу и спиной ко мне сидела девица с задранными ногами, упираясь ими в подлокотники кресла Ивана. Она томно, медленно подняла обе руки, снимая зажим с волос, плавно качнула головой, рассыпая свои жидкие прядки по плечам.

Мужа я не видела, в смысле не видела его лицо, Ивана полностью скрывала женщина, представшая перед ним как перед гинекологом. Самая мерзкая поза, которую можно себе представить. И знаете, что ещё? Я видела, Иван держал её за щиколотку. Это длилось лишь миг, но я это видела!

Сначала я замерла от ужаса, постепенно покрываясь липким потом между лопаток. Мне пришло в голову бежать. Может быть, это реально была правильная мысль, чтоб не сойти с ума от обиды, от стыда, от боли. Ах, как это больно, когда умирает любовь. Мне будто рёбра вывернуло наизнанку.

Самое интересное, меня не замечали.

Пришлось сорвать свидание двум голубкам. Я громко захлопала в ладоши:

— Совет да любовь. Горько!

Девица обернулась, посмотрела мне в лицо, неловко соскользнула со стола. Худая, как доска, дрянь повернулась к окну, одёрнула юбку и стала застёгивать пуговки на блузке.

Иван не шелохнулся. Сидел в кресле, смотрел на меня странным, незнакомым мне взглядом:

— Элеонора, зачем ты приехала?

Обалдеть, он вёл себя так, будто это передо мной сидел полуголый мужик с разведёными коленями. Нет, в глазах мужа не было растерянности или сожаления. Он, не меняя позы смотрел на меня так, будто застрял у доски на решении уравнения.

Зато у меня решения все были готовы, от нервов я в первую секунду молча тыкала пальцем то в него, то в неё, но голос исчез.

Я просто хлопала глазами, хотела что то сказать, сипела. Девица прошла мимо меня, задела плечом, повернулась:

— До свидания, Иван Алексеевич.

Тут и я пришла в себя:

— И тебе не здрасьте!

Повернулась и схватила её за волосы. Вцепилась ротвейлером в белобрысые патлы этой гадюки.

Таскала её по полу, ощущая в руках, как натянулась кожа на её башке, как эти самые волосы тонкими нитями резали мне ладони. Худая, вонючая — от неё несло дешёвой карамельной патокой сладких духов, любовница мужа рухнула на коленки, визжала, пытаясь расцепить мои руки. Я рычала, чувствовала, как меня схватил поперёк тела муж, оттаскивал от своей ненаглядной, как хрипел на ухо:

— Прекрати, Элеонора.

Это я должна прекратить? Серьёзно?

Я продолжала биться дельфином, чувствуя спиной его железные мышцы, его руки крепко, но бережно оттаскивающие меня от его бабы. Когда его Дездемона вырвалась от меня скуля и причитая, я напоследок достала её ногой, пихнув в зад.

Иван оттащил меня, выставил руку, не подпуская меня к своей гадюке, помог ей подняться, рявкнул ей:

— Пошла вон! Духу твоего чтоб тут не было!

Уж не знаю, чем там закончилась их перепалка, я была занята.

Схватила стул и со всех сил крушила стеклянный шкаф у стены.

— Эля, успокойся сейчас же! — Иван выхватил у меня стул, тряс меня за плечи:

— Зачем ты сюда приехала, с чего ты вообще тут оказалась?

— А ну, убери от меня руки! — я визжала в голос: — от тебя твоей бабищей воняет!

— Что ты несёшь, успокойся, сядь.

Я выпрямилась, стряхнула с себя его руки, отступила на шаг. Смотрела на холёную физиономию мужа, мне хотелось вцепиться в неё когтями. Иван нависал надо мной, я искала признаки раскаяния на его лице — их не было! Кобель! Козлина!

Чувствовала, как вздымается моя грудь, как долбит отбойным молотком сердце. Сдувала с лица растрепавшиеся волосы, всё никак не могла отдышаться.

Мне было больно. Физически больно жить, зная, что счастье закончилось.

У меня бессильно опустились руки. Что бы я сейчас не делала, какие слова не искал бы мой будущий бывший муж — нас уже не починить. Потому, что нас больше нет.

Иван оглядел развороченый кабинет, сел за стол, уставился невидящим взглядом в выключенный монитор. С виду спокойный, собранный, не то, что я. У меня просто эмаль с зубов сыпалась от возмущения.

Минута тишины вдруг выключила во мне все эмоции. Я проговорила:

— И я пойду, мне тоже пора. Прощайте, Иван Алексеевич. Навсегда.

Уже в спину услышала:

— Элеонора, вернись. Это не то, что ты подумала.

— А я не думала, я видела! — Уже из дверей выкрикнула: — Ты бы хлоркой стол протёр, кто знает, какой лишай у твоей любовницы между ног.

Я быстро шла к лифту, бесконечно жала кнопку. Лифт где то далеко-далеко внизу звякнул, он, вероятно, был на первом этаже. Ну да, конечно, на нём недавно уехало “не то, что я подумала”. Придётся ждать.

От горя,