Ее порочный лучший друг - Адель Найт

но не могла отвести глаз. Парни никогда не входили в мои планы: нужно было учиться, работать, копить на выпуск. Но Олли стал исключением, от которого невозможно отказаться.

Однажды между парами я пыталась закончить главу и заметила, что кто-то читает через плечо. Олли. Он застал меня за написанием сцены, от которой и у героини, и у читателя перехватывает дыхание.

Я чуть не умерла от стыда. А он просто усмехнулся и начал рассказывать мне свои эротические истории, такие откровенные, что щеки вспыхивали, а пальцы сами тянулись к клавиатуре.

В ту же ночь я дописала весь роман. С тех пор мы неразлучны.

Олли стал моей музой. Каждая строчка, каждая сцена — это смесь моего воображения и его бесконечного опыта. И именно так мои книги впервые стали по-настоящему горячими.

До встречи с Олли я писала вполне приличные романы. Но после… после его признаний, которые я щедро приукрашивала, мои тексты стали продаваться так, что я смогла бросить две подработки и жить на писательский доход, оплачивая учебу.

Два года всё шло отлично. Я закопала свою влюблённость под уютной маской дружбы — пока пару месяцев назад Олли не рассказал, что переспал с двумя людьми за ночь.

Я всегда знала, что он уверенно относится к своей сексуальности, но трое в одной постели — это уже другой уровень. Любопытство вспыхнуло во мне, стоило представить себе ту сцену. И вот моя тайная симпатия снова расцвела во всей красе.

Единственный способ избавиться от этого — перестать видеть Олли в своих героях. Но как, чёрт возьми, писать без этого вдохновения и не скатиться обратно в скуку?

— Я знаю этот взгляд. Что сказала Жизель?

Он слишком легко читает меня.

— Ей не понравился новый вариант, — признаюсь я. — Может, пора сменить жанр. Попробовать женскую прозу.

Без пошлостей. Без соблазнов. Без мысленных картинок, где Олли медленно расстёгивает ширинку и шепчет мне «назови меня папочкой»…

— О чем ты вообще? — Олли смотрит на меня, как будто я предложила продать душу дьяволу. — Ты не меняешь жанр.

Я моргаю, ошарашенная его вспышкой.

— Тебе не надоело рассказывать мне о всех своих… внеклассных развлечениях? — спрашиваю. Вопрос больше похож на мольбу: если он скажет «да», всё станет проще.

— Да ни хрена, — бормочет он. — Друзья помогают друзьям. А если помощь включает… опустошение моих яиц, я только «за».

В мозгу тут же вспыхивает картинка, как Олли «опустошает» себя на моё лицо, и по венам проходит горячая дрожь. Он совсем не облегчает мне жизнь.

Я выскальзываю из-под его руки и поворачиваюсь лицом к нему:

— Мне нужно зарабатывать писательством. А чтобы писать о чём-то, я должна знать, о чём пишу.

Он хмурится, не улавливая суть. Честно? Я и сама нет.

Надо было придумать отговорку заранее, а не говорить правду.

— Секс, — вырывается из меня слишком громко, так что несколько человек оборачиваются.

Олли прищуривается, и в голосе появляется знакомая ленца:

— Играешь в стыдливую девственницу? Твой мозг слишком развращён, чтобы не знать, как ощущается член.

— Нет, конечно, — выдыхаю. Хотя парочка неловких опытов вряд ли делает меня эксперткой. — Я просто… недостаточно знаю о сексе. Вот и всё. Поэтому — женская проза. Я женщина, пишу прозу, что тут сложного?

Всё что угодно, лишь бы не хотеть невозможного.

Он кладёт ладони мне на плечи, мягко массируя напряжённые мышцы, потом проводит ими вверх — к шее.

— Думаю, дело не в смене жанра, — тихо говорит он. — А в том, что ты боишься признаться, чего хочешь на самом деле.

Живот сжимается от паники.

— И чего же я хочу, Фрейд?

Его взгляд темнеет, опускается к моим губам.

— Писать о сексе тебе уже мало, — шепчет он. Наклоняется ближе, его дыхание скользит по моему уху, и тело покрывается мурашками. — Ты хочешь грязный, бесстыдный трах, чтобы пальцы сводило, а киска плакала от удовольствия.

Его слова текут по венам, как расплавленный мёд. Я едва не задыхаюсь. — Мои пальцы и так вполне счастливы, — бормочу я. — А с остальным я… справляюсь дома.

Он расплывается в широкой, чертовски довольной улыбке. И я понимаю, что только что призналась, что мастурбирую. Я кашляю и отступаю на шаг, вырываясь из его орбиты.

— Мне не нужен секс. Мне нужен новый жанр.

— Ты убиваешь меня, Лейси, — простонал он. — Ты пишешь о сексе, как человек, который его жаждет. Тебе нужен кто-то просто без обязательств. Такой, чтобы вдохновение вернулось.

От одной мысли о случайной связи меня бросает в холод.

— Я… слишком занята.

Слишком занята, чтобы разрушить дружбу.

Он делает шаг ближе, его губы почти касаются моих. Дыхание с ароматом вишнёвой колы обжигает мне рот.

— Слишком занята, чтобы кончить не на свои пальцы?

Я глотаю воздух, пытаясь не дрогнуть. Ни звука. Только кивок.

Мы стоим молча, и я всеми силами стараюсь не смотреть на его губы. Два года дружбы, а моё сердце до сих пор бьётся, будто он сейчас поцелует меня.

Он прикусывает нижнюю губу, пряча улыбку, и отступает, пятясь.

— Возьми трубку сегодня вечером.

Я должна бы отказать, но мой мазохистский организм уже гудит от ожидания.

— Зачем?

Он качает головой, разворачивается и убегает трусцой.

— Просто возьми.

— Олли! — окликаю я, прежде чем успеваю себя остановить.

Он оборачивается.

— А?

— Ну… он… проглотил? — напоминаю я о начале разговора.

Он подмигивает, губы искривляются в нахальной ухмылке.

— До последней капли.

 

 

Глава 2



Лейси

 

Сейчас девять вечера, а Олли всё ещё не позвонил.

Я лежу на кровати, уставившись в потолок. Белый свет от открытого документа на экране заливает комнату резким сиянием. Что бы он там ни задумал, мне это не поможет — я должна сменить жанр.

Через секунду вспыхивает экран телефона.

Возбуждение вспыхивает где-то в животе. Я резко поднимаюсь, тянусь к тумбочке и хватаю телефон.

Олли: Как успехи с женской прозой?

Брови сдвигаются, губы опускаются.