Сорванная свадьба. Люблю тебя до неба! - Виктория Борисовна Волкова

Сейчас украдут! Сунут в машину и увезут в неизвестном направлении. А я ничего не смогу сделать.

Глава 2

– Лена! Иди ко мне! – задыхаясь, ору в голос. Бегу к ней. Но она будто не слышит.

Не обращает на меня никакого внимания. Стоит будто вкопанная. Переводит взгляд на женщину, выходящую из машины. И улыбается сквозь слезы. А мадам в дорогом цветастом платье будто родную обнимает мою девочку. И Лена, моя Лена, в порыве чувств кидается на грудь к женщине. И плачет. Как же она горько плачет. А у меня словно нож в груди проворачивается.

– Лена, Леночка, – подхожу ближе. – Давай поговорим, – прошу негромко. В душе сжимается все от невыносимой боли. Мы же любим друг друга. И жизни не представляем по отдельности. У меня одна женщина. Лена. И я ей верен… Был. Вот только откуда на наши головы свалилась эта Оксана и все разрушила.

Вот как так? Мы же еще пять минут назад были ближе некуда. Единое целое. А сейчас что? Чужие люди? Кто-то наговорил, и Ленка обиделась. Даже не разобралась! Обвинила и ушла с гордо поднятой головой.

– Все кончено, Олег. Возвращайся к ней. Не подходи ко мне, – отрезает она. Да еще руку вперед выставляет, не давая приблизится.

- Погоди, малыш. Не руби с плеча, - тяну я растерянно. Делаю шаг навстречу. Но здоровый амбал, вышедший из мерса, стеной становится между нами.

– Угомонись, баклан, – роняет небрежно. Сунув руки в карманы джинсов, жует жвачку и раскачивается с каблука на пятку. Мерзкий типок. Из бандюков, наверное.

– Поедем к нам, детка, – уговаривая, гладит Лену по спине женщина. – Тут тебе этот урод не даст спокойной жизни. А у нас все разъехались, – тараторит она радостно. – Люба дома с сиделкой и мы вот с Сэмом.

– Как она? – утирает слезы Лена.

– Хорошо все, – печально качает головой женщина. – Тебя увидит, обрадуется. Поедем, а?

– Да, так лучше будет, – внезапно соглашается моя любимая. Разрешает совершенно чужой женщине усадить себя в машину.

– Лен, ты что творишь?! Куда ты? – кричу я. Но даже подойти к ней не могу. Бугай смеется и не пускает.

– Это мои друзья, Олег, – печально бросает Лена. – Все в порядке. Я в безопасности. Возвращайся к этой… к невесте своей.

– Так ты же! Ты же моя невеста! – воплю в голосину.

Но дверца мерса захлопывается прямо перед моим носом. Машина трогается. Бегу за ней следом и ору как ненормальный.

– Вернись! Слышишь? Вернись, пожалуйста!

… и просыпаюсь в холодном поту и с перекошенной рожей. Как всегда за эти гребанные двадцать лет разлуки. На ватных ногах бреду отлить. Потом на кухне мажу взглядом по встроенным часам и хватаюсь за сигарету.

Половина третьего. Обычное дело. Теперь точно до утра не уснуть. А утром на службу… Твою ж мать. Но я давно привык к бессонным ночам, к тоске, изъевшей душу.

Человек ко всему привыкает. Жить с нелюбимой женщиной, спать на земле или в луже. Жрать кузнечиков… Я умею. Вот только выкинуть из головы Лену Гусеву не могу.

Или не хочу. Шут его знает.

– Что случилось? – завернутая в одеяло, выплывает из спальни Арина, моя молодая любовница. – Ты так орал, Лежек. Так орал…

– Спи, – рычу раздраженно.

Закурив, включаю вытяжку. Варю кофе. Все равно уже не уснуть. И открыв страницу Запретнограмме, смотрю на улыбающуюся и счастливую Елену Прекрасную.

«Ленка моя… Как ты там?» – заходится сердце. Увидеть бы тебя наяву, обнять. Просто обнять и знать, что ты есть. Моя единственная на свете любовь.

Рассматриваю фотки. Море, солнце, пляж с белым песком и пальмами. Лена моя в красном купальнике и белой рубашке, прикрывающей бедра, держит на ладошке солнышко. А другой обнимает двух девчонок-близняшек, до одури похожих на мать.

Алиса и Майя.

«Могли быть и от меня», - снова переворачивается все в груди. Затягиваюсь, отхлебываю кофе из большой керамической чашки и все пытаюсь утихомирить бурю, поднявшуюся в душе.

Так всегда бывает, когда Ленка ко мне в ночи приходит. Всегда. К лютому п.здецу всегда снится. Словно предупреждает. Так бы встретиться разок. Просто в глаза посмотреть. Может, полегчает.

«У нее своя жизнь. Своя. Не суйся к ней», – в который раз увещеваю к здравому смыслу. Но палец инстинктивно ложится на знакомый контакт. Идет дозвон. Кошусь на часы. Три часа ночи. Но у нас ненормированный рабочий день, кажется.

– Круглов, слушаю, – бубнит в трубку заспанный голос. – Здравия желаю, товарищ генерал.

– За Валдаевой наблюдение ведется?

– Конечно, – просыпается Круглый. – Все, как вы велели, – рапортует, поборов сон.

– Дело мне с утра на стол, – командую я и с удивлением смотрю на бьющуюся вторую линию.

Сын. Наш с Оксаной первенец.

Глава 3

- Пап, пап, - басит мне в ухо Сашка. – Тут какая-то фигня с мамой. Она на кухне упала. Сознание потеряла. Вся в крови. Скорая приехала. Говорят, в реанимацию надо…

- Кто там старший, дай трубку, - велю резко. И когда слышу мелодичное «Здравствуйте», прошу прояснить обстановку. Я же человек военный. Этикетам не обучен.

- Состояние тяжелое, - докладывает мне молоденькая врачица. А я почему-то на ее месте представляю Лену. Она ведь тоже, когда училась, на скорой подрабатывала.

- В госпиталь, к Демину везите, - приказываю коротко. Там Оксанку точно соберут. Как новенькая будет бегать.

- Госпиталь по скорой не принимает, - напоминает мне прописные истины девица.

- Сейчас договорюсь. Примут, - рявкаю в трубку. – Главное, живой привезите. Понятно?

- Да, конечно. Постараемся, - мямлит девица.

- Надеюсь на вас, - нажимаю посильнее. И закончив разговор, перезваниваю главному врачу клиники.

- Ждем, Олег Иванович. Не беспокойся, - причитает тот. – Все сделаем в лучшем виде.

Еще можно вернуться в постель. Загнуть в догги стайл Арину и оттянуться по полной. Демин, ясное дело, сам справится. Но меня какой-то черт несет в гардеробную. Натягиваю джинсы и свитер, а затем куртку.

- Я уехал, Арин, - заглядываю в спальню. – Домработница придет в восемь. Если будешь уходить раньше, просто захлопни дверь.

- Куда?