Мирное время - О. Куран

После подписания мирного договора с Федерацией, когда время у Йеннер появилось, проблемы встали перед ней во весь рост — синхронизация шестьдесят шесть процентов, симбионт, который все время норовил выйти из-под контроля и в добавок к врожденной повышенной агрессивности требовал эмоциональную диету из адреналина, возбуждения и чужой боли.

Симбионты питались человеческими эмоциями и постепенно привыкали к определенному рациону. Перестроить их было сложнее, чем заставить ребенка бросить фастфуд в пользу синтетических листьев салата.

Когда Ламия победила, Йеннер стала героем всей колонии, получила статус принцессы и больше наград, чем вмещала ее униформа, но не могло быть и речи о том, чтобы дальше оставаться на планете: Йеннер помнила войну, помнила кровь на улицах, допросы в Императорском Дворце, и симбионт заставлял ее хотеть еще.

О переводе на станцию RG-18 Йеннер попросила сама, хотя объективно говоря, могла требовать от новой Королевской Семьи и большего. Но станция находилась на самой границе обитаемой зоны галактики и была настолько мирной, насколько только могла быть ремонтная точка. Ламия была совладельцем станции, и Йеннер отправили туда наблюдателем и начальником безопасности.

На станции Йеннер действительно стало лучше — удалось восстановить синхронизацию до восьмидесяти, унять приобретенную за годы войны паранойю и даже набрать несколько лишних килограмм на высококалорийных пирожных, которые так мастерски готовили в местном ресторанном комплексе. RG-18 ничем не напоминала Ламию, и это было главным. Симбионт долгое время никак не проявлял себя и довольствовался только чувствами носительницы: как правило, он поглощал эмоциональный шлак Йеннер во время просмотра сопливых мелодрам, к которым она, к собственному стыду пристрастилась.

Это была хорошая жизнь — сонная, рутинная, но хорошая.

Пока не появился Орст Вернер — механик X-класса, светловолосый, голубоглазый берлинец.

Йеннер прожила на станции два года, ни разу с ним не пересекаясь — персонал насчитывал больше пяти тысяч человек, и если бы не Ларри Кромель, жила бы себе спокойно и дальше.

Ларри был механиком третьего сектора, в котором располагались жилые комнаты Йеннер, и довольно приятным в общении парнем. Если у нее что-то ломалось, чинить приходил именно Ларри. Недостаток, насколько могла судить Йеннер, у него был только один — как и многие юпитерианцы, Ларри на дух не переносил профессиональной критики. В механике Ларри считал себя гением и богом, и любой, кто пытался поставить это под сомнение, становился его личным врагом.

Йеннер так и не узнала, что он не поделил с Вернером, но этого оказалось достаточно, чтобы Ларри прибежал к ней с жалобой.

Жалоба была составлена по всем правилам и кратко сводилась к тому, что старший механик Вернер собирает запрещенное на станции оборудование.

Йеннер плохо представляла себе, что такого запрещенного можно было собрать в их захолустье, но разбираться с такими жалобами входило в ее обязанности, и она честно пошла проверить.

Их первая встреча с Вернером началась как сцена в плохой порнухе: Йеннер зашла в технический блок тринадцать, который даже внешне не соответствовал нормам безопасности, потому что был почти полностью заставлен всяким механическим хламом. Посреди блока стоял собранный из какого-то шлака боевой дроид модели SW-17 — кривоватый, но вполне узнаваемый, а из-под дроида торчала крепкая мужская задница, обтянутая стандартным комбинезоном ремонтного персонала. На заднем кармане была голографическая наклейка «технобог».

Механик Вернер увлеченно копался во внутренностях горе-дроида — действительно запрещенного на ремонтной станции, и лучился энтузиазмом так сильно, что симбионт впитывал его, чуть ли не причмокивая.

Такая сильная реакция на чужие эмоции была довольно редкой, но Йеннер тогда не придала этому значения — синхронизация с симбионтом у нее почти неделю держалась на восьмидесяти двух и трех десятых процента, что составляло их личный рекорд.

Вернер был очень увлечен. Время от времени он наугад тянулся рукой к инструментам, нащупывал нужный и принимался копаться дальше.

Йеннер дала ему еще десять минут блаженства, прежде чем разрушить идиллию:

— Это боевой дроид, если не ошибаюсь.

Под дроидом что-то грохнуло. Вернер выругался, и начал выбираться наружу — показались мощные плечи и следом светловолосая голова.

Он действительно оказался типичным берлинцем — высоким, светловолосым и голубоглазым. Короткие волосы торчали в разные стороны и были перепачканы чем-то темным. Кажется, топливным стабилизатором.

Сначала Вернер застыл, явно не зная, как реагировать, потом оглядел Йеннер с головы до ног, задержавшись взглядом на корсете, и широко усмехнулся:

— Ого. Вау. Похоже, у меня сегодня удачный день.

— Не очень, механик Вернер, — разочаровала его Йеннер и достала виртуальное удостоверение начальника безопасности.

Реакция механика не удивляла. Йеннер уже привыкла к тому, что на станции традиционное ламианское платье — особенно кожаный корсет из ремней — многие воспринимали неправильно. — Вы бы хоть прикрылись.

Он торопливо потянулся рукой к ширинке, которая к счастью, была все-таки застегнута.

— Я имела в виду дроида.

— А. Это? — Вернер сразу же почувствовал себя увереннее, расправил плечи и ткнул пальцем в боевую машину. — Ничего не знаю. Собирал какую-то херню, получилось вот это. Исключительно мирный образец.

— Это молекулярный взрыватель я вижу на плече у вашего мирного образца?

Вернер невозмутимо пожал плечами:

— Это? Нет, это расщепитель материи для… ээ… бурения.

— Бурения? — переспросила Йеннер. Для того чтобы смотреть Вернеру в лицо, приходилось запрокидывать голову — он был выше ее на две головы и вообще больше походил на солдата, чем на механика. Впрочем, как и все берлинцы.

— Ну да, — врать он не умел, но наглость ему удавалась на отлично. — Расщепляет даже твердые породы. Для горного дела незаменим.

— Горное дело на космической станции?

— А это личный проект. Запатентую и стану богатым.

Наверное, это и был тот первый момент, когда симбионт среагировал на него, но на тот момент Йеннер об этом не думала — Вернер был для нее просто мелким нарушителем с нездоровой страстью к оружию.

— Не стоит, — ответила она. — Вас посадят за кражу технологий. Чтобы этого не случилось, служба безопасности конфискует изобретение.

Она, в общем-то, не ожидала, что он воспримет новость с радостью, но того, что Вернер сделал, она не ожидала тем более.

Он сложил руки на груди, посмотрел почти снисходительно и просто сказал:

— Не отдам.

Вначале Йеннер подумала, что ослышалась:

— Простите, что?

За последние годы она слишком привыкла, что на нее никто не рисковал смотреть так — ни на Ламии, ни на станции. Симбионт на это откликнулся мгновенно и так как привык реагировать во время войны — плети-отростки беспокойно дернулись, желая атаковать. Ударить и поставить на место, заставить себя бояться.

Удержать их стоило