Судный день - Дилейни Фостер

миг я позволил себе быть слабым. Я позволил себе чувствовать. Меня называли жестоким, потому что я не позволял своему сердцу руководить мной. Эмоции были основой решений большинства людей. Мне было проще, если у меня их не было. Мой выбор был стратегическим. Не зря никто никогда не смотрит в бурную реку, чтобы увидеть свое отражение. Оно появлялось только тогда, когда вода успокаивалась.

Впервые за двенадцать лет я пожалел, что у меня не было плана. Я жалел, что не действовал по импульсу. Я жалел, что не позволил своему сердцу взять верх над разумом. Тогда, возможно, мы все трое были бы счастливы.

Тогда бы вы все трое были мертвы.

Я потратил двенадцать лет на заговоры, расчеты и манипуляции. Сэди провела их в ожидании. Пять лет ушло на то, чтобы сделать из меня человека, которым я являюсь сегодня. Она провела в аду двенадцать. Неужели я действительно думал, что мы сможем вернуться к тому, на чем остановились? Что ничего не изменилось? Что мы не изменились?

Улыбки, любезности, разговоры — все это было маской, которую ей пришлось носить. Я просто никогда не думал, что она наденет ее ради меня.

Она была зла. Так чертовски зла.

Я не винил ее. Со стороны это выглядело так, будто я был эгоистом. И, возможно, так оно и было. Разница между добром и злом была размыта.

Я должен был восстановить справедливость.

Я был обязан своему сыну.

Я был в долгу перед собой и перед своими родителями. Мой отец хотел для Братства большего, чем то, во что оно превратилось. Он видел его таким, каким оно могло быть, а не таким, каким его превратили такие люди, как Уинстон, Малкольм и Киптон. Никто из нас ни в коем случае не был хорошим, но мы точно не были такими развращенными, как эти люди.

Если я собирался вырастить сына в этом мире — а я собирался вырастить его — мне нужно было вернуть его обратно.

Я вышел из дворца и направился прямо к дому, где был помещен Уинстон. Айелсвик был островом у побережья Шотландии. Он не был маленьким, но и не был большим. Все здесь было почти мифическим: и травянистые холмы, и мощеные улицы, и кирпичные витрины магазинов с готическими шпилями, арками и остроконечными крышами.

Дом Махера находился в небольшом городке на противоположной от дворца стороне острова. Он находился на границе, на берегу Северного моря. Водитель, которого я нанял, проехал по усаженной деревьями подъездной дорожке к дому в георгианском стиле. Внутри она совсем не походила на тюрьму, в которой я провел пять лет. Стены были глубокого красного цвета с деревянными панелями. Шерстяные ковры покрывали деревянные полы. Это был дом, которого он не заслуживал. Я был здесь, чтобы сделать его таким, каким он был.

Я поднялся по лестнице на второй этаж, вежливо кивая медсестрам и охранникам, когда проходил мимо. Палата Уинстона была единственной в этом конце коридора.

Высокий мужчина в темно-синих брюках и футболке сидел за дверью Уинстона в кожаном кресле, положив ноги на пуфик. Татуировки покрывали обе его руки, а длинные темные волосы были стянуты резинкой на затылке. Его звали Мэддокс. Я тщательно проверил и собственноручно отобрал его для этой работы.

Мэддокс поднял взгляд от того, что он смотрел на своем телефоне.

— Что-то он сегодня тихий.

Я ухмыльнулся.

— Недолго, — а потом я открыл дверь и вошел внутрь.

Уинстон сидел на своей двуспальной кровати и смотрел телевизор с плоским экраном, который висел на стене. На нем были выцветшие джинсы и черная футболка. Он выглядел так, как будто не брился несколько дней. Его глаза были блестящими и впалыми. В стоящем передо мной человеке не было ничего царственного или высокомерного.

Я расстегнул пиджак, снял его с плеч, сложил пополам и положил на спинку стула.

— Ты никогда не навещал меня в тюрьме. Я всегда удивлялся, почему, — мой голос сочился ядом.

Он уставился на меня с пустым взглядом в глазах. Я сделал это с ним. Я сломал несокрушимого короля.

Я остановился рядом с его кроватью.

— Может быть, это потому, что ты не мог видеть, как я страдаю. Может быть, ты не мог пережить последствия того, что ты со мной сделал. Может быть, у тебя все-таки было сердце, — я усмехнулся про себя этой мысли. — А может, ты просто слабак, — я наклонился к его лицу. — И, возможно, это делает меня садистом, потому что я ни за что не пропущу этого. Я хочу видеть, как ты ломаешься. И когда ты будешь кричать, когда ты будешь плакать, когда ты будешь истекать кровью, я хочу, чтобы это было от моей руки.

Его голова откинулась назад, как будто она весила сто фунтов. Он медленно поднял ее обратно, чтобы посмотреть на меня, затем облизал свои сухие губы.

— Тебе это не сойдет с рук.

Мои губы искривились.

— Я уже это сделал, — я встал прямо и расстегнул пряжку ремня. — Знаешь, когда я был в тюрьме, там не было телевизоров. Никаких видов на фруктовые сады или симпатичных медсестер, пихающих мне в глотку таблетки, — я позаботился о том, чтобы у него был здоровый коктейль из антипсихотиков. — Были только бетонные стены и кислый запах мочи и плесени. Я засыпал под звуки, когда дюжина других мужчин дрочила, — глаза Уинстона вспыхнули, и его грудь поднялась от быстрого дыхания. — Тебя это возбуждает? — я подошел к нему ближе, пытаясь расстегнуть ремень. Его глаза следили за каждым моим движением. — Уверен, что да. Тебе нравится думать о больших руках, поглаживающих толстые члены? — ремень болтался на моей талии.

Уинстон раздвинул губы. Больной ублюдок.

— Подними глаза, Уинстон, — я расстегнул манжет и сложил рубашку по предплечьям. — На нижнем этаже была комната, где они стирали белье. Вонь хлорки там была такая сильная, что у меня иногда слезились глаза, — я стянул ремень с талии. Уинстон внимательно смотрел, как кожа проскальзывает через каждую петлю. — Прямо над моей головой был железный прут, который тянулся от одной стены к другой, как карниз. Они приводили меня туда, раздевали догола, а потом говорили, чтобы я держался за этот прут.

Он медленно и тяжело моргал, словно борясь со сном. Мне нужно было сказать им, чтобы они притормозили с лекарствами. Мне нужно было, чтобы он был начеку. Я хотел, чтобы он это запомнил.

Я подпер его подбородок пальцами, заставив его посмотреть на меня.

— Обрати внимание на эту часть. Это важно.

Дверь