Бывший муж. Я к тебе не вернусь - Ария Тес

Сучка. Она и об этом сказала… издаю смешок, который маму тут же бесит еще больше.

— Ты еще смеешься там ?! Ян! Вот погоди, я отцу все расскажу! Пусть! Пусть знает, кого мы воспитали!

— И что он сделает? — удается иронично подшутить, — Мне почти сорок, мама. Вдруг ты забыла.

— Ты…ты еще и хамишь?! Ян! Да что с тобой происходит?! Завел себе какую-то суку на стороне! Как ты мог?! Вот ответь мне! Как ты мог поступить так с Полиной Михайловной?! Ты хотя бы представляешь, как ты ее обидел?!

Поджимаю губы.

В груди разливается горечь и начинает накаляться лава.

Обидел.

Отвратительное слово в контексте измены собственной жене, согласитесь? Ты не разбил ей сердце. Ты ее не уничтожил. Ты ее не оскорбил, в конце концов! Ты ее обидел. Сука, будто напился на дражайшем приеме и облевал любимое платье.

Обидел, мать твою.

— …Это просто возмутительно…

— Да, я представляю, — цежу сквозь зубы, сам подбородок резко вверх поднимаю, будто бросаю вызов.

Я его, возможно, действительно бросаю, правда, никто не видит, но явственно слышит. Судя по воцарившейся тишине на том конце провода.

— Я ее обидел, — продолжаю ядовито, — Очень сильно обидел? М? Как ты думаешь? Она немного поплачет. Ничего. Поменьше пописает, потом отнесет свое блядское платье в химчистку, улыбнется и организует еще один прием! Где! У нас! Все! Будет! Хорошо!

— Какое платье, Ян? — тихо переспрашивает мама, потом морщится и добавляет, — И не выражайся! Звучишь, как сапожник.

— Тогда не лезь в мои блядские отношения! Блядь! Блядь! Блядь!

Со всей силы долблю трубкой о корпус телефон.

В груди продолжает кипеть. Перед глазами вспыхивают красные огни.

Сука!!!

Сейчас

Я не собирался этого делать. Не собирался хамить. Не собирался выходить из себя и ломать телефон, но так вышло.

Мне должно быть плевать!

А не плевать.

Я дико злюсь.

Полина, Полина, Полина…

Маленькая сучка. Наябедничала на меня матери, довела до психоза, а потом пропала.

Точнее, она пропала сначала, конечно же. Вот уже пару дней я ее не видел и даже не слышал.

В груди неприятно жжет.

Я хмурюсь и смотрю на ночную Москву, но тут же отвлекаюсь на собственное отражение. И что я вижу? Злобного мудака, который сцепил руки у своего лица так сильно, что побелели костяшки. Я все сделал правильно. Так больше невозможно было жить. Не после той ночи в моем кабинете, когда она, будто, сука, назло! Показала, как можно было бы жить, если бы ей в какой-то момент в задницу не вставили огромную палку!

Та ночь была насмешкой. Серьезно! Она будто специально надела сексуальный комплект, от которого меня до сих пор ведет, если я позволяю образу проникнуть в мою реальность!

И какой она была…черт, какой настоящей она была. Как много лет назад, когда впервые стала моей.

Я тогда сразу понял. Клянусь, я сразу все понял: эта женщина — моя. Она станет моей, будет моей и никогда моей быть не перестанет.

А сейчас…я ее больше не узнаю. Наутро Полина снова лишилась абсолютно всех чувств, и сколько ни пытайся пробиться за стены изо льда, без вариантов. Она за ними крепко засела.

Она там растворилась.

Она стала тем самым туманом, который ты пытаешься поймать голыми руками, но это, очевидно, так не работает. Туман — вещь субтильная и неосязаемая. Сколько ни прыгай, сколько ни ори, сколько ни пытайся — все бессмысленно. Он тебе улыбнется, а потом растает на ветру, будто не было ничего.

Нет, я поступил правильно. Потому что больше не могу. Я просто больше не могу. Слабак? Трус? Урод? Да, все по списку. Но я не могу, это просто выше моих сил.

Полина…

Интересно, что она сейчас делает? Так, стоп, блядь! Вот не начинай. Все решено. Развод, раздел и каждый живет своей жизнью. Ты правильно решил, а остальное — условный рефлекс, не более того.

Все было правильно…

— Ого! — Марк особенно сильно восклицает, и я решаю, что хватит уже ломать драму.

Это ни к чему. Надо включаться в реальность, а не летать где-то там, где тебе уже давно не летается.

Однако судьба, кажется, та еще сука. Ну или Бог все-таки женщина? Или все сразу. Я поворачиваю голову на лучшего друга своего сына, через мгновение он выдает:

— Обалдеть! Твоя мама такая…горячая!

Тут же обдает кипятком. Я не замечаю, как сильнее сжимаю вилку, а Марк бросает на меня взгляд и нелепо улыбается.

— Простите…

Очень хочется сломать ему нос.

Ты что несешь?! Обалдел?! Он ребенок, мать твою!

Но хочется все равно.

Горячая. Задница у тебя будет горячей, когда я по ней ремнем пройдусь!

— О чем ты, господи? — тихо спрашивает Тим.

Мне это не нравится. Морщусь. Обычно Тимур совершенно не такой. Он яркий, очень веселый и любит пошутить наравне с Марком, но…но сейчас все иначе. И это полностью моя вина и моя ответственность. Я поставил сына в подобное положение, когда попросил его ничего не рассказывать матери о том, как глубоко меня затянуло туда, где я думал, никогда не окажусь.

В другую женщину.

Сейчас все иначе. И даже не из-за нее. Не из-за того, что я искренне пытался выбросить ее из головы, а все, что она делала — это постоянно оказывалась рядом. И даже не из-за Полины, которая перестала, твою мать, быть похожа на живого человека! Дело во мне. Это моя ответственность и моя слабость.

Я должен был поступить иначе.

Но поступил так. Почему? Потому что. Другого ответа у меня нет. Потому что.

И теперь все иначе. Тимур поссорился с Егором, поссорился с Полиной. Мне, конечно, приятно, что он сейчас здесь со мной. Так остается хотя бы какая-то призрачная игра в прежнюю жизнь, и так, безусловно, гораздо проще делать вид, будто ничего не изменилось, но…Я-то понимаю, что он сейчас в этой квартире не потому, что хочет. А потому что я его вынудил, и это самое отвратительное. Точнее, очевидно, не самое, но безусловно, на верхних позициях моего личного топа «потому что».

Вот как-то так…

Интересно, он когда-нибудь меня простит? Я ведь знаю, что он уйдет. Когда сможет пересилить свой стыд перед матерью за то, что он молчал о