Институт благородных дэвров, или Гувернантка для варвара - Анна Ледова

Видимо, очень разительный контраст являла я собой в сравнении с теми девицами. Как ни расписывала я красоту и утончённость наших благородных барышень, они стабильно уточняли: «То есть как ты, тесса?». Задумку королевы я поняла: им действительно нужен был наглядный пример. И тот образ возможных невест, что они каждый раз проецировали на меня, дэврам, кажется, очень понравился.

Как было этим не воспользоваться в воспитательных целях?

Демонстрируя постоянную доброжелательность и крепкую выдержку, я собиралась потихоньку приучить их к мысли, что расположения и одобрительной улыбки от дамы можно добиться лишь соответствующим поведением.

Вот только не учла одну вещь, до этого работая только с детьми. Некоторые дэвры, кажется, захотели понравиться именно мне, а не воображаемым невестам… Я, совершенно не воспринимая этих дикарей как мужчин, а исключительно как учеников, даже поначалу не поняла, где совершила ошибку.

Вежливость, искренние улыбки, добрые приятные слова – всё это было настолько привычно в высшем обществе Вельтарингии, что я даже не задумалась, что такое же поведение среди дэвров вызовет совсем другую реакцию…

И ведь сама бы не сообразила, если бы чуть более опытная в этих делах Имельда не отвела меня в сторонку:

– Ари, милая, ты девочка искренняя и незамутнённая, – смущённо сказала она. – И дикари эти, кажется, к тебе со всем уважением. Вот только некоторые чуть с большим… Ты бы им заранее обозначила, что в число невест не входишь. Нет, если, конечно, тебе кто-то самой приглянулся…

Я только округлила глаза. Но пометку в голове сделала. Выдумывать себе жениха, пожалуй, не стоит – кто поверит, что он отпустил бы меня одну? Но свою неприкосновенность действительно стоит обозначить. Впрочем, кайарахи по контракту и так обязался ее обеспечить, стоит ему только намекнуть.

С того момента, как я впервые пообедала с дэврами, прошло два дня. Официально кроме Юна ко мне в ученики так никто и не попросился, но интерес дэвров к новым знаниям был очевиден. Я играла им по вечерам, ещё пару раз ела с ними за одним столом. Как бы невзначай, по ходу дела, они спрашивали разные вещи, что сводились, по сути, к одному: «Чего этим вашим красавицам надо».

Что ж, в форме простой беседы воспитание может быть не менее эффективным…

Рояль на второй день вытащили наружу, дикари сколотили над ним беседку, а то под напором дэвров домик грозил развалиться. Заявленную мною плату за развлечение я обернула в своего рода игру, памятуя о соревновательном духе среди «мальчиков». Всего лишь объявила, что тот, кто выразительнее всех отзовётся о музыке, тоньше всего прочувствует её настроение, и станет моим сопровождающим на следующей прогулке по городу. А то это «голосование», устраиваемое на кулаках, мне не понравилось, и после променада с Вангапу и Вепрем я наотрез отказалась выходить в город с такого рода «победителями». Поубивают ещё друг друга, не приведите боги.

Среди невнятного глухого рыка и одобрительных ударов в грудь победила эта характеристика нетленной фуги мэтра Дивельстера от варвара по имени Мохайя Дичок:

– Ну, эта… Ваще! Круть. А в конце ещё это «тара-та-та-та» – ну вот как горчички к маринованной говядинке плеснули, прям в самую масть зашло!

Судя по согласному рычанию, Мохайя Дичок этой ёмкой фразой выразил общий восторг всех слушателей.

Впору было рассмеяться, но нельзя.

– У этого яркого произведения очень чувственный финал, – согласилась я, чётко проговаривая эпитеты. – Действительно, темп поначалу очень сдержанный, но он потихоньку набирает обороты, заставляет ожидать большего, волноваться… И вишенкой на торте или, как вы выразились, острой приправой к выдержанному мясу, в конце звучит кода. Вы очень тонко прочувствовали эту композицию, господин Мохайя. А что бы вы сказали самой исполнительнице, если вам так понравилась игра?

Мохайя зарычал, потянувшись к массивной золотой цепи на груди.

– Словами! – взмолилась я.

– Так это… прям кишки все наизнанку вывернула, тесса, – серьёзно сказал Мохайя.

– «Ваша игра затронула меня до глубины души», – аккуратно переиначила я.

– Агась, – рыкнул дэвр. – Вот прям туда, в самую, мать её, душу; эт ты верно, тесса, балакаешь.

– А мне это… Ну… Как манукоми́хи на нос села и трепещет себе крылышками, аж вдохнуть боязно, – неуверенно добавил Юн. – Ну, манукомихи – это птичка такая крохотная. Это я щас типа музыку вашу с птичкой сравнил, всекли, да, тесса? Вот прям такая с пальцев спорхнула и на нос села, ага.

– Браво, господин Юн, – удивилась я. – Какое поэтичное сравнение! Это очень красивый комплимент: сравнить порхание пальцев девушки над клавишами с трепетом крыльев, а саму композицию – с полётом птицы. Прошу вас, обязательно его запомните!

Юн оскалился и с превосходством оглядел собравшихся вокруг рояля дэвров, а особенно своего конкурента по изящной словесности – Мохайю. Судя по тому, как Дичок помрачнел в ответ и хрустнул пальцами, свой пьедестал победителя в ораторском искусстве он отдавать не собирался, причём вербальное соревнование грозило перейти в драку.

– Господа! – я поспешно вмешалась. – Вы оба прекрасно справились! И раз у нас два таких вежливых ценителя музыки, то и госпожа Ризе, надеюсь, тоже не откажется от прогулки…

Я умоляюще взглянула наверх, где Мелли из окна своей спальни наблюдала за этим великосветским суаре. Моя компаньонка ожидаемо покачала головой, закатила глаза, но всё же со вздохом кивнула. Видимо, компанию Юна сочла приемлемой. А то последние два дня она пряталась в доме, и тому была причина. Вот она – глухо зарычала так, что кусты затряслись. Кажется, Вангапу Ярому такой расклад пришёлся не по душе. И я поспешила смягчить это недовольство лёгкой весёлой сюитой.

Когда же догорели свечи, а на небо высыпали звёзды – целая драгоценная россыпь, не чета скудным блёсткам в Астеви-Раше – кайарахи разогнал своих бойцов спать. Я ещё немного полюбовалась яркой картиной под пение проснувшихся цикад, но тоже опустила крышку рояля. И только собралась идти в дом, как к стулу меня пригвоздил тихий рык позади.

– Как такое словами хвалить, тесса… Когда грудь как обручем сковало, аж вдохнуть не можно… Когда сердце просто берёшь в свои пальчики крохотные – и то приласкаешь его, а то до боли сожмёшь. Не инструмент этой твой играет – это ты сама, тесса, то плачешь, то