Бессмертная и непопулярная - Мэри Дженис Дэвидсон

главная жалоба на то, что я умерла, заключалась в том, что мне никто ничего не сказал, я в конце концов согласилась сообщить об этом Алонсо и остальным. В кои-то веки я сама назначила встречу (ну, Тина позвонила вместо меня). В кои-то веки я ждала гостей. Да! Как насчёт этого?

— Признаюсь, — сказал Алонсо, — я понятия не имею, что сказать. Это необычная проблема, — он бросил на меня восхищённый взгляд.

— Слушай, это совершенно не по теме, могу я тебя кое о чём спросить?

— Ваше величество, я в вашем распоряжении.

Сейчас была прекрасная возможность. Джессика спала — или, по крайней мере, была в своей комнате. Марк работал. Там были только мы, мёртвые люди.

— Каково это — создать вампира?

— Ну что ж, — Алонсо выглядел необычно взволнованным и провёл рукой по своей гладкой голове. — Я никогда, э-э, не оставался, чтобы позаботиться о ком-то. То есть…

— Ты всегда чавкал и двигался дальше.

— Вы бы попросили льва посидеть рядом с трупом газели, пока гиены и стервятники будут рвать её сухожилия?

— Люди не газели, — заметила я, с трудом сдерживая свой гнев. Ты сам об этом заговорил. — Значит, вокруг могут быть и другие вампиры, которых ты создал?

— Вполне вероятно, — неохотно согласился он. — В юности. Сейчас, конечно, я гораздо лучше контролирую свою жажду.

— Видишь ли, я избегаю всего этого, даже не пью. Тебе стоит попробовать!

— То, что вы говорите, «избегать всего этого». Это физически невозможно, — разочарование, заинтригованность, восхищение и ярость отразились на его лице одновременно. От этого его глаза стали совсем прищуренными, и он так сильно потирал голову, что я подумала, не пытается ли он развести там пожар.

— Кормление приводит к убийству. Это происходит снова и снова, вампир за вампиром. Я даже представить себе не могу, — сказала я, обращаясь скорее к самой себе, чем к кому-либо в комнате. — Убить кого-нибудь. Я имею в виду…

Ладно, я убила кое-кого. Двоих. Подождите, четверых, если считать вампиров. Хммм, впереди официальная Серая зона. Но все они были в порядке самообороны, верно? И вампиры были уже мертвы, верно? Ни того, ни другого Алонсо не мог сказать о Софи.

— Пройдёмся со мной? — спросил испанец, плавно поднимаясь со своего места на диванчике.

— Да, — сказала я, вставая мгновение спустя. — Конечно. Никаких проблем.

Синклер поднял брови, глядя на меня, но не сказал ни слова и не пошевелился.

И мы пошли.

Мы надели свои пальто; он снова надел слегка запачканные, но всё ещё тщательно сшитые чёрные ботфорты, которые оставил в прихожей при входе. Что касается меня, то я надела пару модных ярко-красных резиновых сапог — на улице было сыро. Весна в Миннесоте означала оттепель, а оттепель означала слякоть.

— Наконец-то, — поддразнил он, когда мы прошли квартал, не сказав друг другу ни слова. — Я увёл вас тайком от короля.

— Да. Я даже не знаю, почему мы разговариваем. Когда я впервые встретила тебя, я подумала, что в конце концов мы вцепимся друг другу в глотки. Знаешь, после того как подойдёт очередь Софи.

— Вы уже решили, что со мной сделать?

Я чуть не угодила в тающий сугроб.

— Серьёзно? Ты спрашиваешь меня?

— Я всего лишь верный подданный. Ваша воля — моя воля.

— Я ценю твою мысль, — и, как ни странно, я ценила. — Это правда? Я имею в виду, это правда? Если бы я сказала: «Хорошо, Алонсо, я собираюсь отрезать тебе голову, потому что сто лет назад ты был плохим вампиром», ты бы просто согласился с этим?

— Ну, — признался он, аккуратно избегая кусочка тающего собачьего помета, который, вероятно, лежал там с января, — я бы не стал спокойно становиться перед вами на колени и ждать взмаха меча, но я уважаю власть монархии.

— Другими словами, ты не думаешь, что я была бы так жестока.

— Нет, — ответил он. — Я не думаю, что вы были бы так жестоки. На самом деле, я рассчитываю на это.

— Ты действительно думаешь, что я ничего тебе не сделаю?

Он тщательно подбирал слова.

— Это было бы преувеличением. Не думаю, что вы стали бы хладнокровно убивать меня.

Ну, чокнутые.

— Было бы проще, — сказала я со вздохом, — если бы ты и твои друзья были кровожадными монстрами, какими я вас поначалу считала. Может быть, вы вшестером смогли бы покинуть город, оставляя за собой кровавый след. Тогда убивать было бы легко.

— Это не должно касаться других, — решительно заявил он. — Это дело касается только меня и доктора Трюдо. И, конечно, вашего Величества.

— Так вот почему ты пришёл сегодня вечером один?

— Вы всего лишь послали за мной.

— Ты единственный, чьё имя я помню, — призналась я, и он рассмеялся.

Вдалеке я услышала лай и завывание, а также цоканье когтей по тротуару. Я прикинула, что у нас есть ещё минуты две, прежде чем сбегутся все соседские собаки. Была причина, по которой я не любила гулять.

— Давай вернёмся.

— Мы только что…

— Чувак, поверь мне. Ты не захочешь быть здесь через пять минут. Мы можем продолжить разговор в саду за особняком. За забором.

Он послушно развернулся вместе со мной, когда я развернулась на сто восемьдесят градусов, и направилась обратно по тротуару к дому. Он был прав, это было немного глупо. Мы едва вышли из тени особняка. Я почти ни о чём с ним не говорила. Подождите — это была моя идея пойти погулять? Я попыталась вспомнить. Нет. Он пригласил меня.

— У меня к вам ещё один вопрос, Ваше величество.

— О, отлично. Снова моя очередь. Только мы не в игру играем.

— Насчёт этого, сеньорита, вы ошибаетесь. Но вот мой вопрос: собираетесь ли вы превратить свою подругу в вампира? Или подождать, пока она умрёт, похоронить её и оплакивать?

— Откуда ты вообще об этом знаешь?

— Вы имеете в виду, до того, как вы спросили меня, каково это — стать вампиром? Я догадался. Я знаю, что она больна, и, увидев вас с ней в одной комнате, я могу сделать кое-какие предположения.

Особняк вырисовывался перед нами все больше, тёмные и заброшенные ветви окружающих деревьев всё ещё ждали своего возрождения. Собачий лай приближался.

Он снова нарушил молчание.

— Вы не похожи на леди, которые так легко расстаются со своими друзьями.

Я немного поразмыслила над этим. Особенность Алонсо в том, что даже когда он говорил что-то приятное, не было похоже, что он подлизывался. Возможно, дело было в переводе его идей с испанского на английский, но его тщательно подобранные слова свидетельствовали об определённом внимании к