Если бы не ты - Чарли Ви

Наклоняюсь ближе, и Леся отвечает мне тем же. Наши губы встречаются в нежном поцелуе. В нём нет страсти, нет напора. Только нежность и благодарность за то, что она рядом. Когда мы отстраняемся друг от друга, Леся берёт мою руку и крепко сжимает её в своей.

— Данил, — шепчет она, — ты замечательный. Жаль, что я не встретила тебя раньше.

Прижимает мою руку к своей щеке.

— Зато теперь встретились. Это же хорошо. Вот выберемся, и я тебя с ребятами своими познакомлю. С бабушкой не могу. Она уже умерла. Но уверен, ты бы ей очень понравилась…

Глава 22. Снова в путь

Мы нежимся в постели почти до полудня. Вставать не хочется, но дрова закончились, еды нет, а одной любовью сыт не будешь.

Приходится выбираться из нашего любовного гнёздышка (или порочного?).

— Завтра надо выдвигаться, — говорит Добрыня, надевая штаны.

Я молча киваю. Понимаю, что он прав. Но как же страшно становится внутри от мысли оказаться опять посреди леса.

— Я думаю, мы недалеко от какой-то деревни. Никакой разумный человек не стал бы строить дом в глуши. Скорее всего, это чья-то избушка.

— В каком направлении пойдём? — спрашиваю его самый важный для меня вопрос.

Добрыня, не спеша, смотрит в окно, молча одевается. Он всегда такой уверенный, такой сильный. Я же настоящий клубок страхов и сомнений.

— Предлагаю идти на юго-восток. Солнце встаёт на северо-востоке. Когда мы отходили от машины, оно светило нам в спину. Значит, так пойдём.

Я вздыхаю, кутаюсь в одеяло. Холодно. И голодно. Живот сводит от голода, после страстной ночи особенно есть хочется. Энергии мы затратили наверно больше, чем на прогулку по лесу. Но больше всего сердце тарахтит от предчувствия чего-то нехорошего. Я пытаюсь отогнать эти мысли, но они, как назойливые мухи, кружат вокруг головы, не давая покоя.

Добрыня выходит на улицу. Приносит последнюю охапку дров. И маленькую тушку зайца.

Вот говорят, голодом посидишь и всё что угодно есть начнёшь. А я смотрю на этого зайца и чувствую, как к горлу тошнота подступает. Отворачиваюсь, чтобы не смотреть.

— Данил, извини, но я не… — бормочу, сглатывая слюну.

— Понял, — отвечает кратко Данил и выходит.

Заходит уже с освежёванной тушкой, разрезанной на куски. В таком виде воспринимать мясо намного легче.

Добрыня разводит огонь в печи, и избушка наполняется теплом. Он ловко просаливает куски мяса, складывает их кастрюлю и ставит на печь. Запах варёного мяса медленно перебивает тошноту, и я снова сглатываю слюну, только в этот раз не из-за тошноты, а от желания впиться зубами в готовое мясо. Голод берёт своё. Сама про себя же усмехаюсь, чтобы со мной было, если бы я голодала неделю. Наверно, и от сырого мяса не отказалась бы.

Пока мясо готовится, я собираю наши немногочисленные пожитки. Моя сумка осталась в том самодельном шалаше, когда волки напали. Да и брать с собой нечего особо. Добрыня точит топор и нож. Защита нам не помешает. Я даже не знаю, сколько нам ещё предстоит идти, и дойдём ли, но сидеть здесь в избушке и ждать спасения бессмысленно. Данил прав.

Когда мясо готово, ставлю на стол кастрюлю, раскладываю мясо по тарелкам. Распределяю понемногу, чтобы и в дорогу взять.

Сок стекает по пальцам, желудок урчит от удовольствия. Добрыня смотрит на меня с улыбкой, подбадривает. Его присутствие рядом — единственное, что придаёт мне сил.

После еды становится немного легче. Тревога всё ещё грызёт изнутри, но хотя бы физическая слабость отступает. Добрыня ещё раз проверяет топор.

Из избушки мы выходим рано утром, как только начинает светать. Она смотрит на нас пустыми глазницами окон, прощаясь с нами. За пару дней она стала мне как родной домик в деревне.

Лес же встречает нас настороженной тишиной. Солнце пробивается сквозь голые кроны деревьев, рисуя причудливые узоры на снегу.

Иду за Добрыней, не оглядываясь, стараясь не отставать, опираемся на палки, которые Добрыня подготовил к дороге.

Он идёт уверенно, прокладывая путь сквозь заросли. А я спотыкаюсь на каждом шагу, цепляюсь за ветки, проваливаюсь в снег. Но молчу. Знаю, что ему сейчас не до моих жалоб. Он думает о том, как вывести нас из леса.

И вот мы идём уже несколько часов. Солнце клонится к горизонту. А впереди так и нет просвета. Ноги гудят, каждый шаг отзывается болью в мышцах. Кажется, что этот лес никогда не кончится. Деревья стоят плотной стеной, не пропуская ни ветерка. Тишина давит на уши, и только хруст снега под ногами нарушает её.

Неужели мы и сегодня не дойдём до дороги?

А может, мы ошиблись, и идём не в ту сторону?

Наверно, так и сгинем в этом прокля́том лесу. Господи, как же я хочу в тепло, в нормальные человеческие условия.

Сейчас душ и возможность приготовить на газу из продуктов, которые можно взять из холодильника, кажется, настоящей роскошью.

Я смотрю на Добрыню. Он идёт впереди, прокладывая нам путь. Его плечи расправлены, взгляд устремлён вперёд. В нём столько уверенности и силы. Я восхищаюсь им и одновременно завидую. Мне бы хоть немного его спокойствия.

А я что-то совсем размякла. И хоть я ругаю себя, и запрещаю плакать, нет-нет одна слезинка, да и сбежит по щеке. Не хочу ночевать опять на снегу.

Устала! как же я устала!

Вдруг Добрыня останавливается. Я чуть не врезаюсь в него.

— Что такое? — спрашиваю я, с трудом переводя дыхание. Он молчит, внимательно вглядываясь вдаль. Потом медленно поворачивается ко мне.

— Мне кажется, я слышу шум, — говорит он.

Я прислушиваюсь. Сначала ничего не слышу, но потом и до меня доносится слабый гул. Он становится всё громче и громче, пока не превращается в отчётливый звук мотора.

— Это машина! — кричу я, не веря своему счастью.

Добрыня хватает меня за руку, и мы бежим на звук. И словно по волшебству лес начинает редеть и впереди даже виден просвет. Это придаёт нам сил.

Вылетаем из леса, а перед нами раскидывается огромное заснеженное поле, где вдалеке видна тонкая полоска дороги и свет от фар проезжающей машины.

Глава 23. Озеро

Мы стоим на краю леса, смотрим на дорогу. Ветер пронизывает насквозь, но мне всё равно. Я вижу свет фар, я знаю, что мы спасены.

Наконец-то! Наконец!

Вскидываю руки и начинаю кричать, хотя понимаю, что, скорее всего,