Анжелика. Маркиза Ангелов - Анн Голон

При свете фонаря, стоявшего в передней на столике с выгнутыми ножками, Анжелика увидела, что Филипп снова идет вниз.

Когда он приблизился, она вышла из своего убежища в тени винтовой лестницы.

— Как смеете вы говорить о нас так оскорбительно при лакеях? — раздался под сводами замка ее голос. — Неужели вы понятия не имеете о дворянской чести? Это, верно, оттого, что вы ведете свой род от незаконнорожденного сына короля! А вот у нас — чистая кровь!

— Такая же чистая, как ваша грязная физиономия, — ледяным тоном отпарировал Филипп дю Плесси.

Неожиданно для себя Анжелика кинулась к нему, чтобы расцарапать его лицо. Но Филипп крепко, по-мужски схватил ее за запястье и с силой отшвырнул к стене. И ушел, даже не ускорив шага.

Оглушенная, Анжелика слышала, как бешено колотилось ее сердце. Неведомое ей дотоле чувство стыда и отчаяния охватило девочку.

«Я ненавижу его, — думала она. — Придет день, и я ему отомщу. Я заставлю его склониться передо мной, просить у меня прощения».

Но сейчас она была всего-навсего несчастной маленькой девочкой, такой одинокой в темноте старого замшелого замка.

Скрипнула дверь, и Анжелика увидела плотную фигуру старого Гийома — он нес для юного сеньора два ведра горячей воды, над которыми поднимался пар. Почувствовав, что в темноте кто-то прячется, старик остановился.

— Кто там?

— Это я, — ответила Анжелика по-немецки.

Когда они были вдвоем с Гийомом, она всегда разговаривала с ним на его родном языке, которому он обучил ее.

— Что вы здесь делаете? — спросил Гийом, тоже переходя на немецкий. — Тут холодно. Идите лучше в гостиную, послушайте, какие истории рассказывает там ваш дядюшка маркиз. Потом на целый год хватит вспоминать их.

— Я ненавижу этих людей, — мрачно сказала Анжелика. — Они злые, противные. Приехали, посмеялись над всем, а потом уедут в свои прекрасные замки, там столько всяких красивых вещей, а мы останемся здесь…

— Что с вами, доченька? — медленно проговорил старый Люцен. — Да полно вам, не обращайте вы внимания на их насмешки!

Анжелика чувствовала себя все хуже. По вискам ее струился холодный пот.

— Гийом, вот ты простой солдат, так скажи мне: как надо поступить, если встретишь человека алого, трусливого?

— Странный вопрос для ребенка! Но коли уж вы спрашиваете, я вам отвечу: злого надо убить, а трусу — дать убежать.

Немного подумав, он добавил, снова поднимая свои ведра:

— Но ваш кузен Филипп не злой и не трусливый. Просто он еще молод, вот и все…

— Значит, ты тоже его защищаешь! — пронзительным голосом закричала Анжелика. — Ты тоже! Потому что он красивый… потому что он богатый!..

Она вдруг почувствовала во рту какую-то горечь, покачнулась и, скользнув вдоль стены, упала без чувств.

***

Недомогание Анжелики объяснялось вполне естественными причинами. Госпожа де Сансе успокоила девочку, растолковав ей, что теперь она стала девушкой и эти явления, так взволновавшие ее, отныне будут повторяться каждый месяц до тех пор, пока она не достигнет старости.

— И каждый месяц я буду терять сознание? — спросила Анжелика, удивленная, что до сих пор не замечала этих обязательных обмороков у женщин, которые ее окружали.

— Нет, ваш обморок — просто случайность. Вы поправитесь и очень скоро привыкнете к этому.

— Все равно плохо! До старости еще так далеко! — вздохнула Анжелика. — А когда я состарюсь, уже нельзя будет снова лазать по деревьям.

— Вы сможете великолепно продолжать это занятие, — заверила ее госпожа де Сансе, которая всегда проявляла большую чуткость в воспитании своих детей и, по-видимому, вполне понимала огорчение дочери. — Но как вы сами догадываетесь, это действительно подходящий случай для того, чтобы расстаться с манерами, не соответствующими ни вашему возрасту, ни положению девушки из знатной семьи.

Она произнесла также небольшую речь о том, как радостно производить на свет детей, и о наказании за первородный грех, который несут все женщины по вине нашей праматери Евы.

«Вдобавок к нищете и войнам еще и это!» — подумала Анжелика.

Она лежала, вытянувшись под простыней, слушала, как за окном шумит дождь, и ей было даже уютно. Она чувствовала себя слабой, но в то же время повзрослевшей. Ей казалось, что она лежит на палубе судна, которое отчалило от знакомого берега и плывет неведомо куда, неведомо к какой судьбе. Временами ее мысли возвращались к Филиппу, и тогда она стискивала зубы.

После того как она упала в обморок, ее уложили в постель, и ухаживала за ней Пюльшери. О том, что маркиз с сыном уехали, Анжелика не знала.

Позже ей рассказали, что они не стали задерживаться в Монтелу. Филипп жаловался, что клопы ему не давали спать.

— А как с моим прошением? — спросил барон де Сансе своего именитого родственника, когда тот садился в экипаж. — Удалось вам передать его королю?

— Мой бедный друг, прошение я передал, но, по-моему, вам не следует возлагать на него большие надежды, король еще совсем дитя, и сейчас он более нищ, чем вы, ему даже негде, если можно так выразиться, преклонить свою голову.

И он добавил с высокомерием:

— Я слышал, вы развлекаетесь разведением прекрасных мулов. Так продайте несколько штук.

— Я обдумаю ваше предложение, — ответил Арман де Сансе, на сей раз не скрывая иронии. — В наше время дворянину, бесспорно, надо проявлять трудолюбие, а не рассчитывать на щедрость себе равных.

— Трудолюбие! Фи, какое низменное слово, — проговорил маркиз, грациозно взмахнув рукой. — Итак, прощайте, кузен. Отправьте своих сыновей в армию, а в полк моего сына пошлите самых крепких из ваших голодранцев. Прощайте. Целую вас тысячу раз.

Карета, удаляясь, затряслась по ухабам, а пухлая ручка маркиза, высунутая в оконце, махала оставшимся.

***

Больше сеньоры из замка дю Плесси в Монтелу не появлялись. Было известно, что они устраивали пышные празднества, потом прошел слух, что они намереваются вернуться в Иль-де-Франс с набранным полком. В Монтелу тоже побывали вербовщики.

Из людей барона Армана де Сансе соблазнились славным будущим, которое сулили королевским драгунам, только двое — Жан Латник да еще один бедняк. Кормилица Фантина горько оплакивала отъезд своего сына.

— Был неплохой парень, а теперь станет таким же грубым солдатом, как вы,

— говорила она Гийому Люцену.

— Все дело в наследственности, кумушка. Ведь его предполагаемый отец тоже был солдатом, не так ли?

С тех пор, вспоминая о каких-либо событиях в замке, обычно говорили: «это было до» или «Это было после визита маркиза дю Плесси».

А потом приехал «черный гость».