Играя в жизни. Полное издание - Мери Ли

дверь и обернулась, видимо, я все же издала какой–то звук. Ее глаза расширились, но я быстро дернула девушку за руку на себя, прижала ее спиной к своей ноющей груди и заткнула рот ладонью. Я вставила ногу между дверью и косяком. Успела в последний момент.

– Ни звука, – прошептала я, а на лбу выступили капли пота. Короткий марш–бросок не прошел даром.

Девушка кивнула. Я скинула с ее шеи хрень, которой она слушала мое сердцебиение, и подсунула ее вместо ноги, чтобы дверь не закрылась.

Если честно, я была удивлена тому, что никто не ворвался и не вырубил меня. Где охрана?

– А теперь скажи мне, сколько людей за дверью, – спросила я.

Я начала медленно разжимать пальцы, ожидала, что девушка закричит, но она этого не сделала. Убрав руку от ее лица, я ждала ответа или вопля.

– Только я и вы. Этаж пустой.

Я нахмурилась и, повернув ее к себе лицом, приказала:

– Снимай халат.

– Что вы делаете? Я ведь пытаюсь вам помочь.

– Поможешь, когда снимешь халат.

Медсестра смотрела по сторонам бегающим взглядом, словно искала то, что могло бы ей помочь.

– Даже не думай, – сказала я, пристально смотря ей в глаза. – Я тебе глотку перегрызу.

Она скинула халат, я тут же натянула его на себя. Девушка тряслась, как осиновый лист. Она боялась. Как же это чувство было мне близко.

– Не убивайте меня, – просила она.

Я бы хотела ее успокоить и сказать, что и не собиралась этого делать, но не сейчас. Сейчас она должна меня бояться так, как никого никогда не боялась.

– Может быть, – сказала я. – А теперь иди к кровати и ложись.

Как же прекрасно, что она оказалась такой послушной. Я привязала конечности медсестры к кровати широкими бинтами, которыми она перевязывала мне грудь. Так же я завязала ей рот, предварительно и туда запихнув моток бинтов. Оставив девушку в таком состоянии, я отправилась вон из палаты. Аккуратно выглянула из–за двери, на этаже действительно никого не было. Справа тупик, а слева огромное окно. К нему–то я и пошла. Хотелось пуститься в бег, но мне нужны были все силы, и я не хотела привлекать чье–либо внимание. Да, в палате камер не было, но они вполне могли оказаться в коридоре. За окном была ночь, я приближалась к нему, а когда остановилась напротив, поняла, где находилась. Напротив оказался дом, в котором я провела несколько дней, я подняла взгляд на крышу и подумала, там ли сейчас Гаррет? На двадцатом этаже или сидит на крыше и смотрит на Столицу? Или его там и вовсе нет? Теперь мне стал понятен звук гула, который я слышала сквозь стены белоснежной темницы. Это голос Столицы, ее нескончаемый звук улья.

Я была так близко, и так же бесконечно далеко.

Я оказалась в доме Семьи Основателей, на высоте в дюжину этажей. Самое печальное, что я не могла найти выход с этажа. Я ходила из комнаты в комнату, они все были пустыми, никакой мебели, ни людей. Даже пыль отсутствовала. В одной из комнат скорее всего пребывала медсестра. Тут я нашла одежду, планшет и сумочку с косметикой, а еще пропуск медика из Центральной больницы имени Аугуста Бирмана и различные лекарства. Оперировали меня точно не здесь. Не было ни одного скальпеля или даже ножа. И ничто из имеющегося не могло помочь мне выбраться с проклятого этажа без лифтов и лестниц.

Я не знала, что мне делать. Бродила по этажу, десятки раз заглядывая в идентичные комнаты, доходила до окна и смотрела вниз, думая, что это мой единственный выход, но им я не могла воспользоваться. Даже если бы я разбила окно и выбралась на узкий карниз, то рухнула бы вниз. Меня и так шатало из стороны в сторону. Я устала. Вымоталась.

Я вернулась к палате, в которой закрыла медсестру, но дверь была заперта, и я не могла ее открыть. Хрен знает, как девушка это делала. Может, в одежде, которая была под халатом, находился электронный ключ?

Да что за неделя такая?

Все через задницу.

Велас пытался меня убить.

Я случайно убила мэра.

Нападение кочевников.

Потом я чуть не умерла.

Оказалась в лапах Рихана.

Но самое обидное из этого, что я сама заперла ключ к свободе.

Как же я себя ненавидела в этот момент.

Я толкала дверь и билась в нее, но не могла позволить себе использовать все силы, боялась, что шов разойдется, опасалась, что просто потеряю сознание. Голова стала кружиться сильнее, а руки опускались, я потратила слишком много сил на пустые действия, которые не принести нужного эффекта.

У меня не было пути отступления. Дороги назад нет.

Я отошла к противоположной стене, сфокусировала взгляд на двери, попросила у своего тела прощения и разбежавшись, хотя места для этого было слишком мало, врезалась плечом о дверь и тут же закричала. Я упала рядом с непреклонной преградой, и почувствовала, как шов стал намокать, прикоснулась к халату, но крови на пальцах не осталось.

Я поднялась и снова отошла, руки тряслись, как и нижняя губа, слезы стояли слишком близко. Втянув воздух, побежала, врезалась, дверь немного подалась. Я осела. Поднялась.

Упала.

Встала.

Отошла.

Разбежалась и снова врезалась, дверь распахнулась, и я хрипя завалилась на пол.

Не знаю, как долго я лежала там, свернувшись в позу эмбриона, и скулила от боли. Поднялась не с первой, и даже не с десятой попытки. Подошла к девушке, она смотрела на меня, как на сумасшедшую. Я уже и сама сомневалась в своем здравомыслии. Самолично избила себя и довела до истерики. А истерика действительно начиналась. Посмотрев на перекошенную дверь, я поняла, что она не закрылась. Слава богу.

– Ты знаешь, как спуститься с этажа? – спросила я.

Медсестра кивнула, и я чуть не расцеловала ее. Развязав бинт вокруг головы, я вынула другой изо рта и спросила:

– Как? Как отсюда выйти?

– Изнутри никак, – сказала она. – Нужно ждать, когда кто–то придет.

– Откуда сюда можно прийти? Ни лестницы, ни лифта, – шептала я и ловила ускользающее сознание.

Либо я настолько загнала себя, что хотела залезть на кровать и свернуться клубочком, либо это обезболивающее давало эффект жесткой сонливости. Но без обезболивающего