Луна, луна, скройся! - Лилит Михайловна Мазикина

— Зря вы так торопитесь с отказом! Я ведь ещё и отличный портной. Могу сшить любой сложности танцевальную юбку.

— Это где вы так выучились?

— В тюрьме.

Я пытаюсь прикинуть, когда появились тюрьмы с трудовым воспитанием. Никак не выходит, чтобы тогда, когда его ещё можно было удержать в заключении. Странно. Хотя — чего нормального ожидать от упыря, который именует себя «Отважным Рыцарем»? Как с верблюдом из анекдота — скажите, что у него не странное?

— Вам от меня уже что-то надо? — спрашиваю я, наевшись и потягивая отлично заваренный чай.

— Напротив. Это вам от меня что-то надо, и поэтому я здесь, — Батори сидит на табуретке с другой стороны стола, прислонившись спиной к стене. Вид у него самый наглый: руки в карманах и улыбка во все зубы.

— И что мне от вас так срочно оказалось нужно?

— Отдых. Послезавтра мы с вами едем в Сегед, на родину великого цыганского скрипача и композитора…

— … Бихари?[8]

— Стыдно, Лили. Бихари из Надьябоня. Сегед — родина Данко.[9] Я думаю, вам, как цыганке, будет интересно.

— Мне, как цыганке, будет интересно хорошенько выспаться.

— Поэтому мы и едем послезавтра, а не сегодня ночью. А на месте, кстати, я забронировал номер с огромной мягчайшей кроватью.

— А моё целомудрие?!

— Будет лежать с вами на этой кровати. У меня другой номер. Дело даже не в Данко, Лили. Вас просто достал этот город. Он у вас ассоциируется с беготнёй по делам и придурками, которые вас время от времени узнают и начинают орать про маму из Пруссии и папу-цыгана. Там вас не знает никто. Тихое, славное местечко, а также единственный город, где поставлен памятник цыганскому музыканту.

— Когда я высплюсь, я обязательно с вами горячо поспорю, — вздыхаю я. — Сейчас у меня нет сил даже сапоги снять, и вы этим пользуетесь.

— Вы так и ляжете в сапогах?

— Вообще-то я надеялась, что вы кинетесь галантно их стаскивать.

— Лили, нет. Я лучше потом постираю ваши простыни.

Я встаю и тут же падаю обратно. Ноги попросту отказываются держать.

— Ужасно. Я не в состоянии даже идти. Батори, я обещаю поехать в этот ваш Сегед, если вы меня сейчас отнесёте в кровать.

— Договорились.

Он подхватывает меня играючи, как котёнка. Недолгий полёт по воздуху, и я уже лежу в постели. Одеяло словно само наползает на мои плечи. Последнее, что я чувствую, проваливаясь в сон — тёплая ладонь на моей макушке.

На перроне вампир встречает меня не один: на его правой руке практически висит, прижимаясь, девица не старше двадцати лет.

— Лили, это Язмин. Язмин, это Лили, — лучезарно улыбаясь, на немецком представляет нас друг другу Батори. Его баритон похож на мурлыканье, и я узнаю эту интонацию: с такой он меня «цеплял» возле клуба.

— Очень приятно, твой отец мне рассказывал о тебе много хорошего, — щебечет девица. На мой взгляд, у неё слишком короткая юбка, слишком длинные сапоги и слишком красные ногти.

— Мой отец? — я кидаю взгляд на Батори. — Очень любезно с его стороны. Скажите, а из какой вы семьи? Надеюсь, дворянской? Вы же понимаете, я не могу стать падчерицей простолюдинки.

Язмин неуверенно хихикает, улыбка вампира становится ещё шире.

— Лили, эдеш,[10] вот ваши билеты. Я взял два, чтобы никто вас не тревожил. Мы с Язмин едем в соседнем купе.

— Да, апука.[11]

Как, интересно, он собирается выдавать меня за свою дочь перед венгеркой, если я по-венгерски двадцать слов знаю?

Стоит поезду отойти от перрона, как упырь появляется в дверном проёме.

— Лили, мы с Язмин хотим заглянуть в ресторан. Не составите нам компанию?

— Ага. А можно вопрос: это какие спагетти, которые питание или которые отношения?

— Лилиана, вы лезете не в своё дело, — отрезает Батори.

— На правах близкого родственника.

— Жду вас в ресторане.

Вампир исчезает за дверью.

Минут пятнадцать я дуюсь: всё-таки я действительно надеялась, что это будет мой отдых, а потом понимаю, что проблема не стоит и выеденного яйца. В конце концов, я же собиралась отсыпаться — Язмин мне в этом точно не помешает, а со своей легендой Батори может мне оказывать достаточно внимания в минуты моего бодрствования.

Увидев меня, Язмин машет рукой из-за своего столика. Упырь чуть кивает мне, как ни в чём не бывало. Перед ним стоит бокал с водой без газа, девица же собирается подкрепиться поосновательней — отбивной и салатом. Несмотря на детский ещё час, запивает она их токайским белым вином. Я сажусь на оставленное мне место напротив Батори и беру в руки меню. За плечом сразу же возникает официантка.

— Чайник зелёного чая и капусту по-баварски.

— Сосиски, колбаски к капусте будете? — любезно подсказывает официантка.

— Да, жареную кровянку, пожалуйста, — я не могу удержаться от того, чтобы слегка подколоть вампира. В ответ на мой взгляд он слегка поднимает бровь. Леший знает, что это у него означает, но зато ясно, что подкол он заметил. Я мысленно высовываю язык.

— А где ты учишься? — непринуждённо обращается ко мне Язмин.

— Я своё отучилась, — невозмутимо отвечаю я. — Мне всё-таки двадцать два года.

— Ой, — девица смущается. — Так ты… вы… старше меня? Мне сначала показалось, что вам лет шестнадцать.

— А вам сколько?

— Девятнадцать. Я на втором курсе в Университете Корвина.[12]

— Ого! А какой факультет? Экономический, социальных наук?

Язмин смущается ещё больше:

— Ландшафтной архитектуры.

— Профессия, требующая творческой натуры и ума, — говорит Батори, улыбаясь. — Именно этим сочетанием Язмин меня и покорила.

— Ммм, понимаю. Моя специальность гораздо скучнее.

— Лили закончила философский факультет Альбертины, — поспешно произносит вампир.

— Альбертины? — неуверенно переспрашивает Язмин.

— Старейший университет Кёнигсберга, — информирую я. — Основан в шестнадцатом веке. Кёнигсберг — один город. В Пруссии.

Язмин краснеет:

— Да, я знаю, столица.

Официантка ставит передо мной тарелку с капустой, чайник и чашку, и я с облегчением возвращаюсь от светской беседы к более привычному занятию. Язмин тоже утыкается в свою тарелку. Кажется, я внушаю ей неловкость.

После ужина мы возвращаемся в купе. Батори мешкает в коридоре и шипит мне:

— Я-то думал, что вы со мной в грубы по личным причинам, а вы, оказывается, всего лишь невоспитаны.

— Что поделать. Я цыганка, — мои уши вспыхивают. Кажется, лицо тоже.

— Не надо. Я отлично знаю, из какой семьи ваша мать. К сожалению, от этой семьи ничего, кроме внешности, она вам не передала.

Я открываю рот, но не нахожу, что ответить, и буквально вскакиваю в своё купе.

Да разве же я виновата,