Бывшие. Я до сих пор люблю тебя - Даша Черничная

Мы молчим, слов нет. Их было сказано так много за эти годы, что сейчас они не нужны ни мне, ни ему. Да и не поверю я в слова. Он это знает, поэтому отводит волосы, открывая мое лицо, и заглядывает в глаза.

Интересно, он видит то же, что и я? Обманчивую сказку?

Спустя час мы уходим в гостиницу, где спит наша дочь. Никаких слов. Никаких чувств. Никаких обещаний.

По крайней мере, высказанных вживую. Расходимся каждый по своим комнатам, уже в дверях бросая последний взгляд.

Всю неделю избегаем друг друга. Вернее, избегаю я. А потом наш самолет прилетает в родную страну, меня встречает Володя, а Германа Инесса.

Мы идем к ним не оборачиваясь назад, не глядя друг на друга.

Так правильно.

Потому что мне кажется, если я повернусь, то уже никогда не смогу пойти вперед. К другому мужчине.

Глава 22. В омут с головой

Тамила

Тринадцать лет назад

— Ну-ну, ш-ш-ш, — качаю коляску, чтобы Эми уснула.

Выхожу на проспект, иду тихонько. Через пятнадцать минут дочка засыпает, а у меня есть два часа времени для себя. Я включаю аудиокнигу и неспешно качу коляску, глядя прямо перед собой.

С момента развода прошло три месяца.

Еще болит.

Сильно.

Время пока не властно над моими чувствами. Я безумно скучаю по Герману, по его голосу, рукам, такому редкому, но все равно желанному теплу.

Он звонит нечасто. Четыре-пять раз в неделю. Приезжает по воскресеньям. Настоящий воскресный папа. Все темы, кроме дочери, для нас табу. Ничего личного, никаких эмоций. Только дочь.

Мне кажется, ему больно не меньше, чем мне.

Я замечала, что Титов даже не смотрит на меня, — видимо, настолько обострены у него чувства.

И я как попугай продолжаю повторять, что пройдет. Боль рано или поздно притупится, сгладится, как море оттачивает битое стекло.

Что будет после того, как я освобожусь от своей любви, — не знаю.

Мне сейчас и без мыслей об этом нелегко.

Эми полгода, у нее вовсю режутся зубки, мы не спим по ночам. Няня приходит, но лишь когда мне нужно отлучиться, а это бывает лишь раз-два в неделю, да и то на пару часов.

Мама тоже помогает, но я стараюсь делать все сама — в конце концов, это мой ребенок. Слава богу, что нет финансовых проблем, потому что Титов не скупится. Он даже не поднимал тему алиментов, просто на мой счет продолжает поступать сумма в три раза больше, чем когда мы были женаты.

Герман растет в отцовской компании, развивается, поднимается на ноги все более уверенно. И если раньше он брал деньги у отца, то сейчас зарабатывает сам.

Я же планирую осенью выйти из академа и вернуться к учебе, как раз Эми подрастет и с ней будет попроще.

Так в размышлениях я и бреду по улицам нашего города. В наушниках монотонный голос продолжает рассказывать об эпохе Ренессанса.

Что-то привлекает мое внимание, и я останавливаюсь у стеклянной витрины кофейни.

Взгляд приковывают двое: Герман и его одногруппница. Когда-то давно она была влюблена в него.

Скребет. Больно, нестерпимо.

Можно было бы предположить, что это просто двое друзей, которые встретились за чашечкой кофе, но она кладет свою руку на руку Германа, сжимает ее, заглядывает ему в лицо с блаженной улыбкой.

А Герман… он не противится.

Три месяца. Вот сколько времени заняло у моего мужа, чтобы пережить наше расставание. Не потребовалось ему нескольких лет, множества бессонных ночей. Девяносто дней — гарантия нашего брака.

Вырвавшись из вереницы соплей, слюней, ночного плача и пеленок, он стряхнул с себя пыль и ушел в прекрасный мир отзывчивых женщин и новой любви.

А я разворачиваю коляску и возвращаюсь в свой затертый до дыр день сурка. В мир, который теперь мал Титову.

Слезы текут ручьем, впитываясь в ворот свитера, но я уверенно шагаю вперед, рассказывая самой себе выдуманную историю о том, что однажды и я найду свое счастье и буду так же улыбаться другому.

— Я очень скучал по тебе, детка, — Владимир оставляет целомудренный поцелуй на моей щеке, в Эмилия на заднем сидение крякает.

Оборачиваюсь и сталкиваюсь с обвиняющим взглядом дочери. Уверена, она не спала и видела мое воссоединение с ее отцом.

— Все в порядке, Эм? — с тревогой спрашивает Володя. — Если хочешь, можем прямо сейчас поехать в больницу и провериться еще раз, вдруг французские коллеги что-то упустили?

В его голосе неподдельное беспокойство.

— Да в порядке все со мной, не нужно ничего, — недовольно говорит Эми и засовывает в уши наушники.

— Прости ее, — вздыхаю, глядя виновато на Вову.

— Я все понимаю, брось, — улыбается мне искренне. — Тами, у меня есть два билета на симфонический концерт. Пойдем завтра? У меня как раз выходной.

— С удовольствием, Вов, — кладу руку поверх его и ловлю себя на мысли о том, что это касание стало чужим, будто я ворую его у кого-то.

Того, кому оно нужнее, чем мне.

Убираю руку и растираю пальцы, хмурясь.

— Все в порядке, Тамила? — в его голосе слышна забота.

— Да, Вов. Я просто устала. Так много всего… еще и перелет был не из легких.

Слава богу, я сидела через пять рядов от Титова и не видела его.

— Конечно, детка, я все понимаю. Я рад, что ты вернулась. Эта неделя без тебя была тоскливой, — улыбается мне.

Я не хочу врать. Потому что за эту неделю не вспомнила о Володе ни разу. Он дневал и ночевал на работе, а я даже не думала о нем.

Именно поэтому я просто улыбаюсь ему. Неискренней, вымученной улыбкой. Но понимающий Володя легко кивает, наверняка думая, что я просто устала.

Эмилия убегает домой, а мы стоим с ним у подъезда. Вова прижимает меня к себе, я обнимаю его в ответ.

Он не требует ничего. Никогда не требовал. Он не конфликтный, не слишком эмоциональный. Скорее спокойный, уравновешенный. Совсем не такой, как Герман.

Мне кажется, именно потому, что он противоположность Германа, меня и прибило к нему. Володя замечательный.

Жаль, что глупым чувствам и доверчивому сердцу этого не объяснить. Голос разума не слышен этим двоим, они глухи к нему.

Вова уезжает, а я захожу в квартиру, где дочка уже принялась разбирать вещи и сортировать их.

— Эмилия, Володя — мой выбор. Мне досадно оттого, что ты не уважаешь его. Ты моя