Светлячок и Соловей - Полевка

Таких детей баловали и потакали их шалостям, ведь всегда был шанс, что именно этот ребенок станет супругом повелителя, родив ему наследника. Омежек учили пению и танцам, они постигали искусство росписи хной и правила поведения за столом. И, конечно же омежек учили, как ублажать повелителя в постели. Для них делались специальные конфеты, на которых наставники обучали, как надо доставлять удовольствие альфе. За их невинностью следили тщательней, чем за эмирской казной, им не разрешались даже дружеские объятия и невинные поцелуи друг с другом.

К четырнадцати годам эмир решал, что ожидает дальше омежку. Или он отправлялся к другому эмиру в качестве дара или оставался в питомнике до тех пор, пока не созревал достаточно, чтобы разделить ложе с повелителем. Вот тогда на него надевали шелковое платье и переводили в гарем. Если у эмира был к тому времени супруг, то юный наложник полностью и безоговорочно подчинялся ему. Только супруг решал, переступит ли тот порог спальни эмира, получив возможность зачать ребенка, или проживет свою жизнь, бесцельно слоняясь по дальним комнатам гарема.

Конечно, любого наложника эмир мог посетить в его спальне и даже сделать своим фаворитом, но у супруга всегда была возможность испортить такому наложнику жизнь. Другое дело, когда в гареме появлялся лисенок. Такие омежки, как правило, приходили со своим приданным и слугами, которые становились неким щитом для молодого наложника. Кроме того, лисята обычно росли не в питомнике, а в гаремах со своими оми, и поэтому легко ориентировались в местных порядках и всегда имели «пару тузов в рукаве». Заполучить лисенка в гарем всегда было заветным желанием любого эмира. Ведь от омеги, рожденного в гареме, а не случайно от пары бет в городе, скорее можно было получить наследника, и поэтому все смотрели на такого омегу, как на потенциального супруга.

Как правило, стоило такому омежке доказать свою плодовитость, как эмир объявлял его своим дыханием и брал в супруги вне зависимости родил тот бету или альфу. Таким образом, эмир мог хоть немного защитить омегу в паучьей банке под названием гарем. Для того, чтобы стать полноценным супругом и хозяином в гареме, самому омеге приходилось тратить много времени и предпринимать немало усилий. Но лишь добившись полного подчинения, супруг мог править в гареме. Это была тяжелая и кропотливая работа, растянутая на многие годы, и кроме этого надо было не забывать подогревать внимание господина, чтобы тот случайно не увлекся другим. Фавориты, если не были приятелями самого супруга, могли попортить ему много крови, и даже полностью лишить его расположения господина, превратив жизнь супруга в ад.

Айдан понимал нежелание Ясмина заводить для Салаха гарем. Чем больше гарем, тем больше почета альфе среди других эмиров, но какая большая головная боль для его супруга! А Салах, любя своего супруга, предпочитал отшучиваться от коварных вопросов ортодоксальных эмиров, которые считали гарем обязательным условием для жизни эмира. Рождение наследника, а лучше двух, всегда было самым сильным желанием любого повелителя. Наследник Салаха был его первенцем, потом супруг родил ему двух лисят. Поэтому он всегда с гордостью говорил, что его супруг стоит целого гарема!

А с тех пор, как Ясмин понес второго альфочку, Салах и вовсе поглядывал на всех недовольных свысока, ведь у него было то, о чем другие мечтали всю жизнь: двое альф и двое омег! Именно поэтому все эмиры смотрели с вожделением на Серенити и Бельчонка. Еще бы! Их оми родил четверых детей и все четверо были хороши, как драгоценность короны!

О красоте Серенити давно слагали легенды. Омежка был чудо как хорош! Этот ребенок привлекал к себе внимание с тех самых пор, как Салах начал выносить его из гарема. Он был белокож и миловиден, как ангелочек. Алые губки красиво очерченного ротика были похожи на бантик. Белокурые волосы идеально сочетались с черными, как смоль, бровками и длинными ресницами, которые дивной оправой оттеняли темно-голубые глаза изумительного сапфирового оттенка.

Все альфы старались напроситься к Салаху в гости, посмотреть на чудный город под силовым куполом вместо обычных стен. Всем казалось, что город находится совершенно без защиты, и городские улицы отделяют от пустыни только кусты, растущие вдоль границы. Но стоило подойти ближе и протянуть руку, как та упиралась в гудящее силовое поле, сквозь которое невозможно было пробиться ни пешему, ни конному. Порой песчаные бури наметали барханы с другой стороны барьера, так что в городе песок виднелся выше линии кустов. Тогда горожане выходили с лопатами и откидывали песок, чтобы он не портил им иллюзию свободы и беззащитности.

Каждый эмир, попавший в гости к Салаху, всегда ждал, что во время пира прибежит нежный ангелочек и усядется к отцу на колени. Ангелочек таскал кусочки мяса с отцовской тарелки и, поглядывая на гостей своими необыкновенными глазками, время от времени задавал вопросы. А каждый эмир в это время жадно принюхивался, пытаясь уловить в детском запахе карамели настоящий запах омежки, чтобы объявить его своим дыханием и договориться о хитбе*, опередив своих соперников. А уже после помолвки можно было бы дожидаться, пока омежка повзрослеет и созреет, как райское яблочко.

Как ни пытался Ясмин удержать сына возле себя, Серенити всегда умудрялся провести воспитателей и охрану и проскользнуть к отцу. Ему нравились разговоры альф за столом, когда мужчины рассказывали об охоте и добыче, хвастаясь своими жеребцами и соколами. Серенити, даже когда подрос, старался сбежать с омежьей половины, где было только хвастовство и сплетни о незнакомых ему людях. С отцом было всегда интереснее. Пока туши баранов, нанизанные на вертел, запекали на больших кострах, всегда можно было послушать о том, как загоняли волков, или устраивали ловушки для горных барсов! Танцевали и пели дервиши, а позже кто-нибудь из гостей начинал читать стихи об охоте и ночной пустыне.

И обязательно, когда на небе зажигались звезды, кто-нибудь начинал петь о любви! Это было очень красиво! Серенити всегда ждал именно этого. Ему очень нравилось, как пели о любви именно альфы, их голоса волновали его душу и тревожили воображение. Именно тогда, сидя на отцовских коленях Серенити впервые услышал песню на слова Соловья.

- Мои стихи, мою мольбу кто отнесет любимой?

Будь милосердной, доброй будь, не будь неумолимой.

Ты, нежная, светлей луны, и люди ошеломлены

Лицом волшебной белизны, красой неодолимой.

Соперник грозен и ревнив, и беспощаден, словно див,

Но ты сияй, лицо открыв, звездой неугасимой.

Румянец розовых ланит пылает, светится, манит —

Дотла вселенную спалит пожар неукротимый.

Ресницы — черные