Мой проклятый Марс - Ксана М

Терри сладко стонет, открывается, всю себя доверяет. А у меня сильнее рвет крышу. Хочется всю ее вобрать, до капли. Распробовать вкус соли на ее губах. Утонуть в ее безмятежном небе. Хочется только с ней, только для нее, только ее… безумие? Безусловное.

Дикое. Отчаянное.

И такое восхитительно терпкое, что хочется еще.

Рычу, как пацан, сдерживаясь из последних сил.

Мне ее слишком мало.

Только по этой причине торможу.

Если бы не так, не здесь, не с такими нами – забрал бы себе все без остатка. Не спрашивая. Не рассуждая. Не сомневаясь. Отринув ненужное благородство. Все отринув.

И с любой другой я никогда бы об подобном не думал. Но не с ней.

С Терезой все было иначе.

– Ты меня поцеловал, – шепчет, и я слабо усмехаюсь.

– Вроде того.

– Почему?

– Потому что хотел, – признаюсь. – И хочу. Но не стану.

– Не станешь?

– Нет, Бэмби, не стану.

– Почему?

– Потому что боюсь, что тогда уже не остановлюсь.

Она все понимает – вижу это по ее пунцовеющим щекам, краску которых не в силах скрыть ни дождь, ни темнота. Откуда она такая, черт возьми? Девочка, смущающаяся от поцелуя. Робкая, милая, немного пугливая, но вместе с тем храбрая. Будто львенок.

Мы еще некоторое время стоим – вымокшие до нитки, наполненные и одновременно пустые – слушая, как капли барабанят по крыше в унисон нашему пульсу. И просто наслаждаемся тем, что имеем сейчас. Потому что оба не знаем, что будет потом.

Когда дождь редеет, отвожу Терезу домой.

Всю дорогу она жмется ко мне, словно потерянный птенчик, а я стараюсь не выжимать больше той скорости, которая может ее напугать. А, может, просто хочу растянуть эти минуты, насколько могу. Чтобы ехать так – чувствуя ее теплые руки, всю ее чувствуя – как можно дольше. И, наверное, это и есть причина.

Когда торможу у дома Митчеллов, стрелка переваливает за полночь. Тереза разжимает пальцы, и сразу становится так холодно, неуютно. Так не так.

Осторожно слезает с «Харлея», а затем снимает шлем и отдает его мне, почти одновременно с тем, как я снимаю свой.

– Папа звонил, – виновато шепчет, копаясь в пропущенных и кусая распухшие губы. А я не должен, но вновь вспоминаю их вкус, вновь реагирую.

Быстро печатает что-то в телефоне, пока я глушу ревущий на всю улицу двигатель.

– Я пойду с тобой. Нужно извиниться за то, что так тебя увез.

– Нет! – резко отвечает, испуганно расширяя глаза.

– Нет? – вскидываю брови и вижу, как она теряется.

– То есть не сейчас. Поздно ведь.

– Поздно? – черт, это даже забавно. – Ты уверена, что в этом причина?

– Да. Конечно. Почему ты спрашиваешь?

Лишь усмехаюсь, потому что врет Митчелл паршиво. А румянец… да его не скрыть, как ни старайся. Он всю ее с потрохами выдает.

– Идем, – пинаю подножку и перекидываю ногу через байк.

– Стоп, что? Но ведь… – замолкает, когда наклоняюсь и целую ее в щеку, а затем подталкиваю к дому. Ее онемения как раз хватает на то, чтобы беспрепятственно дойти до двери и попасть внутрь. – Макстон! – шипит, остановить пытается, но тщетно.

Мне нужно это. Я ошибся. И хочу за ошибку ответить.

– Тереза! – мистер Митчелл срывается к дочери и буквально сгребает дрожащую в охапку. А я чувствую себя самым большим на свете мудаком. – Да ты вся насквозь вымокла. Замерзла, девочка моя.

– Все нормально, пап, – отвечает и смотрит на меня, вынуждая Оуэна сделать то же. Его глаза мгновенно твердеют, на скулах выступают желваки. И я отлично понимаю почему.

– Простите. Это я забрал Терри без разрешения. И из-за меня она промокла.

– Я места себе не находил.

– Знаю, и мне правда очень жаль.

– Пап, это моя вина, прости, – когда я хочу признаться в настоящей причине, глупенькая берет весь удар на себя. – Я должна была сказать тебе, что мы уезжаем.

– Ничего, олененок, ничего, – целует Терезу в макушку, гладит по влажным волосам. – Иди наверх, переоденься. А мы с Макстоном немного потолкуем.

Вижу промелькнувший в глазах Терри испуг. Сжимается вся и взволнованно приоткрывает губы, может, чтобы найти предлог, не знаю. Но ни к чему это. Я готов к разговору, каким бы он ни был, поэтому верчу головой, чтобы не вмешивалась. Шла к себе и делала так, как говорит ей отец. С остальным, как мужчина, я должен разобраться сам.

– Какие у тебя намерения? – не ходит вокруг да около, а рубит сразу, на месте. А я не идиот и сразу понимаю, что к чему.

– Самые честные.

И это правда.

Возможно, это осознание случилось слишком быстро, но случилось. И мне не нужно время, чтобы в этом разобраться. Я уже все для себя уяснил.

– Она хорошая девочка. Не такая, как другие. Ее очень легко ранить.

– Я понимаю.

– Тереза добрая, – продолжает, упираясь ладонью в стол. – Она не умеет лукавить, вредить и злословить. И верит в такие понятия, как дружба, правда и любовь.

– Я не хочу обидеть ее.

– Ты ведь понимаешь, что твой мир сильно отличается от нашего? Та жизнь, к которой ты привык, знакома Терезе лишь в теории. Ее влечет твоя недосягаемость. Те чувства и эмоции, которые она испытывает рядом с тобой. Но твое окружение, твои принципы и понятия – все это неизбежно будет на нее давить. И даже если эти отношения одобрю я, не думаю, что их одобрит твой отец.

– Он не будет проблемой. – возможно, отвечаю слишком резко, но ничего не могу с собой сделать. – Это моя жизнь. И только мне решать, как и с кем ее проживать.

– Ты нравишься мне. И я знаю, что ты не причинишь моей дочери боль намеренно. Но я хочу оградить ее даже от случайных страданий, потому что она для меня – все.

Мы понимаем друг друга без лишних уточнений. Он – что я сделаю все, чтобы защитить его дочь. Я – что он сделает все то же, если я облажаюсь. И что мы оба готовы ради Терезы на все.

– Пап? – ее неуверенные шаги на лестнице завершают наш немой диалог. – Я провожу?

Мистер Митчелл кивает, и лишь после этого она ступает на пол. Своими смешными розовыми тапочками, которые я так люблю.

– Все в порядке? – спрашивает, когда остаемся одни. А я киваю, потому что как бы то ни было, все прошло лучше, чем могло. – Тебе бы тоже переодеться. Заболеешь.

– Переживаешь за меня? – замечаю, чем снова ее смущаю. – Мне нравится.

Шепчу только для нее, а она слабо улыбается сквозь еще румяные щеки и, выйдя на террасу, подпирает спиной дверь.

И я бы