Дьявол Мафии - Мила Финелли

Я поднял бровь. — Берешь взятки? Это кажется неэтичным с твоей стороны.

Она пожала плечами. — Он также заплатил вам гонорар авансом, в дополнение к двадцати пяти заказанным костюмам. Пожалуйста.

— Ma dai (Ну давай же). Мне следует тебя уволить, — проворчал я, открывая записи о назначении. Имя этого человека было Шмидт, банкир из Мюнхена. Фото нет.

—Но ты этого не сделаешь, потому что ты меня любишь. И я лучший помощник, который у тебя когда-либо был.

К сожалению, это было правдой. — Охрана одобрила это?

— Да, конечно.

Я с облегчением отхлебнул кофе. Нельзя быть слишком осторожным, когда влюбляешься в русского монстра, а потом бросаешь его.

Никто на работе не знал, что случилось во время моего отпуска, потому что я отлично скрывал разбитое сердце. За исключением сна в офисе, я держал себя в руках. Я справлялся со своими обязанностями и всегда улыбалась. Лучше всего то, что мои новые дизайны для следующего сезона были просто огонь, коллекция идеально подошли друг другу.

Если ты боишься волков, ты не пойдёшь в лес.

Я больше не боялся — я уже ушел в лес и спасся от волка. Так что к черту критиков. Они не могли причинить мне вреда, по крайней мере, долгосрочного, потому что об этом позаботился Николай. Больше ничего не осталось, чтобы кто-то другой мог взять.

Внутри меня было пусто.

Но я был жив — и я планировал остаться таким. Вернувшись в Париж, я сменил номер и нанял первоклассную охранную фирму. Теперь вокруг моего офиса и дома были камеры. Я оглядывался через плечо на публике и отклонял приглашения на все мероприятия. Я редко бывал дома, где у меня было слишком много времени для размышлений.

Мне было достаточно плохо, что Николай преследовал меня во сне. Мне не нужно было, чтобы он еще и портил мне дни.

Работа заняла меня на следующие несколько часов. Звонки производителям, встречи с художниками-постановщиками и моей командой дизайнеров. Парижская неделя моды была всего через две недели, но мы опережали график благодаря моему неустанному темпу.

— Сюда, — сказала София, пока я рассматривал образцы тканей. — Я разместила его в маленькой студии наверху.

— Это последний, София, — сказал я, вздохнув. — Неважно, сколько они тебе заплатят.

Она подняла руки. — Поняла. Он очень красивый, если это поможет.

Нет, не было. В тот момент меня не интересовали мужчины. — Ты пойдешь со мной, чтобы делать заметки.

Как только она схватила свой планшет, мы направились в маленькую студию. Я первым протолкнулся в дверь, а затем остановился на месте.

Николай.

О, боже мой. Николай был здесь, в моей студии. Высокий и широкий, со знакомыми темными чертами лица, купающимися в теплом солнечном свете. Его челюсть стала острее, скулы более выраженными. Он похудел?

Потом я заметил царапины на его лице. Он ранен? Дела Братвы пошли плохо?

Повернувшись, я заблокировал дверь, чтобы София не смогла войти.

—Ты можешь идти. Я с этим разберусь.

Она склонила голову набок, но спорить не стала.

—Увидимся внизу.

Когда она ушла, я глубоко вздохнул и взял себя в руки. Не показывай этого, ты же знаешь.

— Николай.

— Здравствуй, solnyshko.

Этот глубокий грубый голос. Он проник мне под кожу и в кости. Я боролся, чтобы сохранить серьезное выражение лица. — Это сюрприз.

— Мне нужно было тебя увидеть.

— Почему?

Его крупное тело поднялось и опустилось с тяжелым вздохом. — Чтобы извиниться.

— Для чего?

— Тебе не нужно притворяться. Я знаю, что ты знаешь.

Мое сердце забилось, забилось, словно орган пытался вырваться из груди. Это было оно? Он пришел, чтобы заставить меня замолчать, чтобы его секрет никогда не выплыл наружу?

Но я все равно притворился дураком. — Понятия не имею, о чем ты.

Он сунул руки в карманы брюк. — Видеокамеры по всей яхте.

Merda. (Дерьмо). Почему я этого не понял? Он, очевидно, видел, как я подслушивал у двери его кабинета. Что он теперь будет делать? Мой желудок сжался.

Если бы он пришел убить меня, я бы не стал облегчать ему задачу.

— Не смотри на меня так, — тихо сказал он.

— Как?

— Как будто я могу причинить тебе боль. — Когда я промолчал, он провел рукой по лицу. — Я не причиню тебе боль, Тео. Я не могу. Я бы лучше сначала отрезал себе обе руки.

Несмотря на эту клятву, я поспешил сказать:

— Я никому не расскажу твой секрет.

— Я знаю.

Он знал? Я думал, он здесь, чтобы запугать меня. Чтобы напугать меня и заставить замолчать. — Тогда почему ты здесь?

— Я должен был увидеть тебя. Я был несчастен последние пять недель. Я… — Он поморщился, словно этот разговор был болезненным. — Я скучаю по тебе.

— Тебе не стоило приходить. Это слишком рискованно для нас обоих.

— Я знаю, что причинил тебе боль. Мне так жаль, Тео. Если бы был какой-то другой выход…

— Был другой способ, — напомнил я ему. — Ты мог бы быть со мной честен.

— Невозможно! — почти закричал он, но затем смягчил голос. — И ты знаешь почему. Для меня это означало смерть. И если бы я сказал тебе, ты бы никогда не согласился на одну ночь в моем отеле, не говоря уже о двух неделях на моей яхте.

— Значит, ты солгал.

— Я никогда не лгал. Я просто никогда не рассказывал тебе, чем я зарабатываю на жизнь.

— Что является ложью по недомолвке.

— И ты никогда не спрашивал, — продолжил он. — С оружием и яхтой ты должен был подозревать. Но ты никогда не подвергал это сомнению.

— Значит, я виноват в том, что не стал обсуждать убийства и торговлю людьми?

— Нет. — Он наклонил голову и уставился на стену. — И я никогда не торговал людьми.

Я был рад это услышать, но в конце концов это не имело значения.

— Ты зря потратил время, придя сюда. Между нами все кончено.

— Нет.

У меня отвисла челюсть. — Не тебе решать, Николай. Ты не волен жить открыто, и я отказываюсь прятаться в гостиничных номерах и на яхтах до конца жизни. Я больше никогда не вернусь в шкаф.

— Я не прошу тебя это делать.

— О? Тогда что ты