Мама для выброшенного ребенка - Виктория Вестич

— Ну конечно! А если бы это был маньяк и он тебя в свое логово увез, а? Об этом ты не подумала, горе луковое? Я же переживаю! А если бы случилось что?? А если случится?! — охает крестная и, кажется, хватается за сердце.

— Ну не нагнетай ты так, мам Зоя! Тут охрана есть и вообще…

— Ага-а! — обрадовалась она, — Охрана! Что, значит, он тебя выпускать не собирается?? Уже запер, да? От кого это он тебя охраняет, а?

— Это долго рассказывать, — принимаюсь я юлить, — но правда есть, от кого. Но это не так серьезно, как может показаться, но… в общем, поверь мне! — я пытаюсь одновременно и не напугать крестную, чтобы ей не стало плохо, и не преуменьшить ситуацию. Выходит, кажется, плохо…

— Ой, смотри, Полина, как бы твоя доверчивость тебе боком не вышла! — вздыхает она.

Я лишь тяжело вздыхаю следом за ней. Переубеждать маму Зою без толку, да и права она, если так уж посмотреть… Я и правда такая глупая, что, совсем не подумав, доверилась незнакомому мужчине…

— А он точно отец Платона? — задает крестная новый вопрос.

— Точно, точно.

— И как ты об этом узнала? Твой дружок сказал? — хмыкает она.

— Марат не мой дружок! Мам Зоя, ну перестань! Спрошу я у него, как только он приедет, где нахожусь! Ну нет его еще дома, по делам уехал.

— Какие это еще у него дела?

— Откуда мне знать?

— Ну, знаешь… вдруг вы уже были знакомы… — тянет крестная с явным намеком.

— Мам Зоя, не начинай! Все, мне пора идти, Платоша сейчас проснется! Как только узнаю адрес, сразу же скину тебе! Все, целую! — тараторю я быстро, не давая крестной и слова вставить, а потом жму на кнопку отбоя.

С тяжелым вздохом сунув телефон в карман, я возвращаюсь в детскую к малышу. Тот все еще спит и я, сказав медсестре, что сама побуду с ребенком, вскоре остаюсь одна. Сначала я разглядываю Платона, уложив руки на ограждениях кроватки, и сама не замечаю, как начинаю улыбаться. Как же хорошо просто от мысли, что этой крохе больше ничего не угрожает, что он теперь под защитой, под надежным присмотром. Что ни говори, а Марат все же неплохой отец… хороший даже. Не знаю, как у него выкрали Платона, но то, что он сразу организовал ему и врача, и присмотр, и обследование, о многом говорит. Да и искал его без сна больше суток!

Поправив одеялко, я пересаживаюсь на небольшой диванчик и решаю прилечь, пока Платон спит. В сон клонит сильно, все же большую часть ночи я следила за состоянием малыша, укачивала его, потом еще по городу ходила, так что сейчас я без сил. Неудивительно, что я засыпаю совсем скоро, сама не замечая, как.

Не знаю, сколько времени проходит, но в конце концов я недовольно хмурюсь, когда кто-то уже в пятый раз шепотом зовет меня по имени.

— Полина… — тихо раздается почти над ухом.

— Мам, ну еще полчасика… — канючу я жалобно, укрываясь с головой пледом.

— Полин, — мое спасительное покрывало нагло стаскивают.

Я уже хочу возмутиться, но даже сонной различаю улыбку в чужом голосе, а потом понимаю, что он мужской! Вскидываюсь, поспешно задирая плед до самого подбородка и щурюсь от бьющего из коридора света.

— Тише, это я, — успокаивает шепотом Марат, — и ты, кстати, одета, перестань так прикрываться, будто я у тебя этот несчастный плед силой вырву сейчас.

— Извини, — стушевавшись, бормочу я, откладывая покрывало и присаживаясь на неудобном диванчике.

— Идем, поговорим не здесь, чтобы Платона не разбудить, — он протягивает руку и я подаю ему свою ладошку.

Марат берет мои пальцы осторожно, как будто даже боится сжать крепче, невесомо держит ладонь в руке и тянет за собой. Мне приходится встать быстро, я чудом не запутываюсь в краешке пледа. А еще почему-то безумно волнуюсь. Дрожащей рукой приглаживая явно взлохмаченные после сна на неудобном диванчике волосы, я ступаю следом за мужчиной. Сердце бешено колотится, как будто я крадусь куда-то, а не просто иду по коридору.

Невольно взгляд скользит по широкой спине Марата. По сравнению с ним я вообще как будто Дюймовочка, таким он кажется большим и… сильным, да. Наверное, мама Зоя неправа, ведь если бы Марат захотел мне сделать больно, ему достаточно было бы лишь свою руку сжать в кулак и мои пальцы уже хрустнут в его стальной хватке. Его ладони такие большие, бицепсы сильные, но то, как он заботливо и осторожно держит мою руку, почему-то вызывает мурашки по спине и необъяснимый трепет. Такая скрытая мощь и такое бережное касание…

— Проголодалась? — интересуется Марат, когда мы оказываемся внизу на кухне. — Катерина сказала, ты не ела.

Он отпускает мои пальцы, и я чувствую себя неловко, не зная, куда теперь деть их и себя заодно. Застываю посреди кухни, нервно стискивая краешек футболки, глядя на то, как мужчина начинает ловко управляться с тарелками.

— Угу, — опомнившись, что Марат ждет ответа, бубню я, покусывая внутреннюю сторону щеки.

— Стесняешься просить приготовить тебе поесть? — спрашивает он, бросая вскользь на меня взгляд, пока раскладывает еду по тарелкам из холодильника.

— Ну… это, в принципе, тоже, — пожимаю я плечом.

— Что-то еще нервирует?

«Какой проницательный» — думаю я, но вслух только подтверждаю:

— На самом деле меня правда кое-что волнует… кое-что важное.

Марат молчит, отправляет тарелку в микроволновку, а потом разворачивается ко мне лицом и, опираясь бедром о столешницу, кивает:

— Спрашивай, я отвечу.

Если до этого я пыталась хоть как-то анализировать действия мужчины, пытаться считать их, играя в доморощенного психолога, то сейчас бросила эту попытку. Марат ведет себя абсолютно спокойно, даже расслабленно. Если он с таким же видом солжет, я никак этого не разгадаю. Так что я просто решаю выложить все, как есть.

— Я ведь даже не знаю, где нахожусь. Не пойми меня неправильно, но вокруг твои люди, а я… как будто… в общем, мне неловко и немного не по себе от того, что я чувствую себя взаперти.

— Оу, — Марат вскидывает брови. Как раз в этот момент его отвлекает щелчок микроволновки и вскоре он ставит на стол тарелку с овощным рагу, а потом отправляет греться вторую. — Прости, что так вышло. Мне ведь нужно было уехать срочно, я совсем не подумал, что ты можешь испугаться.

— И совсем я не испугалась! — возражаю я смущенно и фыркаю. — Я же не какая-то там трусиха!

Трусиха я, и еще какая. Но не признаваться же в этом так открыто!

— Верно, — Марат мягко