Селянин - Altupi

полторы сотни метров, но так его и не увидел. Зато увидел, что банкирша ещё не спит — на первом этаже розоватым светятся два широких окна. Он прошел мимо «Опеля», открыл калитку, пересёк двор и, поднявшись на веранду, забарабанил в дверь — решил не повторять прошлых ошибок, не вламываться, как вор.

— Лариса! — Кирилл постучал громче, что костяшки пальцев заболели, второй рукой плотнее прижал банку к боку. Прислушался, прикидывая, а не стоит ли лучше постучать в окно.

— Кто? — донеслось из-за двери, робкое, но уверенное.

— Кирилл Калякин. Открой, я тебе молока принёс.

Дверь немедленно открылась, за ней в ярком электрическом сиянии стояла настороженная Лариса. Она была в просторных домашних штанах и длинной футболке, которые топорщились на её лишних килограммах, в мягких цветастых тапочках, волосы на макушке были стянуты в небрежный пучок и торчали то тут, то там.

— Молоко, — напомнил Кирилл и протянул банку. — Нам некуда девать.

Лариса нахмурилась, будто не понимала. Заторможено протянула руки, приняла презент. Молчала. Не доверяла.

— Можно войти? — попросил Кирилл, кивая ей за плечо. — Разговор есть.

Лариса пронизала его взглядом.

— Очень важный, — надавил Калякин. Он нервничал. Сунул руки в карманы, качнулся с пятки на носок. И замер, ожидая её решения. Собирался быть вежливым и очень настойчивым.

— Ночь на дворе, — банкирша зыркнула вдаль, поверх забора на погружённую во мрак улицу. — До утра не может подождать?

— Вообще никак. Сейчас надо обговорить. Не бойся, я не ругаться и уж тем более не приставать. Просто дело к тебе есть на сто рублей. Может, больше.

— Ну, входи. — Лариса отошла с дороги, и Кирилл проскочил мимо неё в прихожую. Здесь ничего не изменилось, а он продрог и был искусан комарами.

— На кухню? — Оттуда пахло чем-то влажно-сладким. Кирилл прошёл без приглашения, огляделся, увидел большую, накрытую прозрачной крышкой кастрюлю на плите и сел за стоявший посередине стол. Когда-то здесь его поили коньяком. И обвиняли в изнасиловании, н-да. Но сейчас он был не настроен вспоминать прошлое.

Лариса поставила молоко в холодильник и опёрлась спиной о шкаф-пенал, ладони подложила под спину.

— Егор с Галиной через две недели уезжают за границу на операцию, — сказал Кирилл, пристально следя за её реакцией. Банкирша сначала не подала признаков никаких эмоций, выслушала безразлично, однако, поняв, что от неё ждут ответа, всё-таки пошевелилась:

— Рада за них, но я здесь при чём?

— Андрей остаётся один.

— И что?

— Что-что… Не понимаешь? — Кирилл с каждым словом раздражался. — Возьми его к себе.

— К себе? — Банкирша недовольно поёрзала возле шкафа. Калякин подскочил на стуле и всплеснул руками.

— Блять, Ларис, ну ты тупая! Да, возьми Андрюху к себе! В этот грёбанный двухэтажный особняк! Вам что, места не хватит? — высказавшись, он вдохнул, совладал с психом. — Я бы его к себе взял, но родаки против. Ультиматум поставили, пиздец по всем статьям, обложили. Короче, Андрюхе светит интернат для несовершеннолетних… какой тут у вас поблизости есть.

— Это хороший интернат. Я там была, благотворительную помощь от банка оказывала.

— Да блять! Хороший? То есть ты ребёнка вот просто так туда поселишь?

— Ну, а что?

— Ты же баба! У тебя огромный дом! — Кирилл вскочил и сделал круг около стола, остановился перед Ларисой. Кулаки так и сжимались вцепиться в её футболку, контролировать их было трудно. — Ты же говорила, что любишь Егора! Ты от него ребёнка хотела!

Она побледнела, опустила руки.

— Кто тебе сказал?

— Ваши местные сороки наплели!.. Любишь Егора? Странная у тебя любовь-то, оказывается, Ларисочка! Брату его помочь не хочешь! Брату! Единственному родному брату! Или тебе только Егор нужен, молодой-красивый, чтобы перед подчинёнными да коллегами хвастаться? Секс нужен? Егор мастер в постели! А мать его ты куда бы дела? Ты, вообще, когда Галину в последний раз видела? Не пришла накрасить её, когда я просил! Вот я его люблю и поэтому помогаю, но не могу я взять Андрюху к себе! Мог бы, тебя бы хрен попросил! Помоги, докажи, что любишь! Зачем пацану в приют?

Лариса молчала. Отвернула голову к кухонной зоне, уставилась в одну точку, руки поставила в бока. Злилась — правда колола змеиные глаза. И Кирилл злился — на эту упрямую толстокожую дуру! Как он её ненавидел! Попробуй она откажи — разорвёт в клочья!

— Ну? — потребовал он.

— Кто мне его отдаст? Я ему никто! — Лариска демонстративно повернулась к Кириллу и прыснула ядом. Глубоко внутри она признала его истину, а бесилась от того, что ею, такой великой начальницей, помыкает сопливый юнец, призывает её к ответу за свои слова, тыкает носом в совесть.

— Отдадут! — Кирилл подлил в голос чуть-чуть елея, чтобы не так скрипеть зубами от злости. — Ты же баба… ой, извини, женщина! Ты соседка! Ты не последний человек в городе! Вот мне бы не отдали точно! Я точно чужой, к тому же парень и молодой, студент! А ты взрослая баба! Тьфу, блять — женщина! Что у тебя в администрации знакомых нет? Должны быть! Обратись туда с заявлением взять Андрюху к себе, и Егор согласие даст. Если надо, отца своего подключу. Тебе разрешат!

— Тяжело всё это… — ломалась Лариска, морщилась, водила взглядом по полу. — Он подросток… у меня детей нет, не умею я с ними обращаться.

— А что там уметь-то? Он что, грудной? Сиську давать не надо! Выдели ему комнату, в школу вози, обед готовь… хотя он сам умеет и готовить, и стирать, и всё, что хочешь. Просто избавь его от приюта и относись без зловредности — это же брат Егора! А Егор тебе благодарен будет, — последнее Кирилл произнёс с заманчивым посулом. Лариса вздохнула, провела, аки лебедь крылом, ладонью по полке шкафа. Не поднимая глаз, прошла мимо и опустилась на стул. Подняла тяжёлый взгляд на Кирилла.

— Я люблю его, ты не думай, — с нескрываемой неприязнью выговорила она. — А из-за тебя всё пошло не так.

Калякин свёл глаза к переносице. Как он устал от пустой болтовни!

— Ближе к сути. Так ты возьмёшь Андрея?

— Мне надо подумать.

— Что тут думать? Да или нет?

Лариса сжала губы, потопала носком правой тапочки по полу.

— Хорошо, если разрешат — возьму.

— Аллилуйя! — вскричал Кирилл и коротко обнял её за плечи, потом сразу ринулся в прихожую. — Теперь верю, что любишь. Сегодня же сообщу Егору. Хочешь, сама ему позвони и скажи. Да, позвони сама, чтобы он не волновался насчёт твоего решения. — Он обулся, открыл входную дверь. — Ладно, извини, что увёл Егора, но он гей, сама понимаешь. Но мы единственные, кто его любит, мы вместе все держаться должны, помогать ему.