Разрушь меня - Слава Соло

Думаю, каждой девушке на пути попадается тот, который делит жизнь на «до» и «после». Просто ты уже не можешь вспомнить себя, какой ты была до него. Просто ты забываешь ту личность, которой была. Будто бы стираешь её, удивляясь, что это вообще была ты. Вот и я не стала исключением, моим «после» был Матвей. И именно рядом с ним меня разрывали самые противоположные мысли – хотелось бежать от него и никогда не отпускать одновременно. Хотелось сделать что-нибудь отвратительное, чтобы он сам отказался от меня и навсегда оставил, и одновременно этого я страшилась больше всего на свете. Словно пустоту, которая бы образовалась на месте, где был он, уже никто и никогда не смог бы заполнить.

Наша встреча не сделала мою жизнь легче, а только всё больше запутала.

Когда он сворачивает в Ведьмин тупик, я с удивлением оглядываю дома на улице, словно я не была здесь несколько лет, а не несколько часов. Всё поменялось, или изменился только мой взгляд?

Осмелев, я целую Матвея в щеку, выходя из машины, и на доли секунд задерживаюсь возле его лица, как бы давая ему шанс для продолжения, но он все так же мягко улыбается, не используя его.

– Пока, Лиз, надеюсь, скоро увидимся, – произносит он на прощание.

Я хлопаю дверью, даря ему немного разочарованную улыбку на прощание. Если он и понимает моё настроение, то ничем это не показывает, разворачивая машину из тупика, и взмывая за собой столп пыли.

В голове нет роится столько мыслей, что я не замечаю, как по инерции засовываю в рот сигарету, поджигая её.

Успеваю докурить где-то до половины, когда слышу совсем рядом с ухом визги матери:

– Какого черта?! Твою налево, Лиза! Ты куришь?!

Глава 9. Семейные тайны

Ссора с мамой, к моему удивлению, проходит относительно спокойно. Для меня. Маме же всё это стоило кучу нервов и седых волос, по её собственным словам. Точнее, то, что я могла вообще разобрать из разразившейся истерики.

Папа вышел буквально на пару минут, разочарованно покачал головой и ушел обратно в комнату. Честно говоря, это пристыдило меня больше, чем двухчасовой скандал от мамы.

Было определенно неловко, что она застала меня вот прям так – возле нашего забора, по-хамски стоящую и курящую возле отчего дома, но ведь это моя жизнь. И я несу за нее ответственность. И разрушаю себя так, как хочу.

Примерно это я и пыталась донести до матери, как и то, что я не собираюсь курить всю жизнь, но её ничто не могло вразумить.

Раньше я бы уже давилась слезами и собственным достоинством, растоптанным унизительными оскорблениями, поэтому сама удивлялась собственному хладнокровию, когда поднималась наверх в свою комнату.

Очень хотелось, чтобы Матвей мне написал, и я постоянно поглядывала телефон, в надежде на то, что он загорится его именем, но этого так и не произошло, даже когда я проваливалась в тяжелый сон.

Пробуждение становится для меня ещё одним неприятным сюрпризом.

Балансирую на грани сна и реальности, я слышу мамин голос:

– Лиза, быстро, вставай.

До меня не сразу доходит, что мама шепчет, я испытываю только негодование от того, что меня самым бесцеремонным образом пытаются вытолкнуть из теплой кровати на холодный пол. Хотя почему пытаются? У мамы это прекрасно получилось.

Не понимаю, то ли я плетусь за ней, то ли она меня тащит, вот только её пальцы железным обручем оплели моё запястье.

Когда я пытаюсь громко возмутиться происходящему, она вдруг встает как вкопанная, разворачиваясь ко мне лицом так быстро, что я вспоминаю какие-то фильмы о похищение людей пришельцами.

Бред в моей голове делает ситуацию абсурдно забавной, и я начинаю посмеиваться.

Мама тут же больно зажимает мне рот рукой, и в темноте я вижу как она приближает своё лицо, по-видимому, чтобы убедиться, уж не тронулась ли я рассудком.

– Шшшшш.

И вот тогда мне становится по-настоящему страшно.

«Воры!» – мелькает первая мысль в голове.

Остатки сна резко спадают, им на смену приходит липкий ужас, поселившийся внизу живота.

Я давно изучила своего отца, я точно знаю, что он ходит по дому практически бесшумно. Также я знаю, что он никогда не заходит в дом не разувшись. Жалобный скрип старых половиц на первом этаже, доносящийся до нас, ясно дает мне понять, что это так не папа.

Походка слишком тяжелая, а стук ботинок говорит о том, что кто-то прямо сейчас пачкает старый ковер, который мама так тщательно вычищала.

На втором этаже, где мы с мамой так и стоим друг напротив друга, выключены все лампы, из освещения у нас есть только луна, которая помогает мне различить истерический блеск в ее глазах. Судя по всему, в моих стоит тотальный ужас, потому что мама немного смягчается, когда произносит:

– Тихо, Лиза. Всё будет хорошо. Там папа со своими… Партнерами. Они просто немного поговорят и уедут.

Пытаюсь что-то пропищать, но её ладонь всё ещё зажимает мне рот. Только сейчас я понимаю, что практически не дышала все это время, и нехватка воздуха становится просто невыносимой.

Сбрасываю с себя её руку, что оказывается сделать не так уж и просто, похоже, что маму разбил нервный паралич, и она просто не рассмотрела возможность удушения собственной дочери.

– Сиди тихо, – зло шепчет она, – они не знают, что ты здесь.

«Они» отдается ещё одной волной страха по телу.

Жуткие картинки из просмотренных фильмов ужасов с похищениями, подсказывают мне, по какому сценарию всё идет в таких случаях.

Объятия сейчас были бы совсем нелишними, но моей матери чужды подобные проявления заботы, она только треплет меня по плечу и указывает на самую дальнюю комнату.

Включаю режим «хорошей девочки» и выдавливаю из себя жалкую улыбку.

Думаю, сейчас ей тяжелее чем мне, не хочется строить из себя кисейную барышню.

Мне бы хотелось помочь, но чувствую, что лучшее, что я могу сделать сейчас, – просто сидеть в самой дальней комнате и делать то, что она говорит.

Мама не оборачивается, когда спускается вниз по ступеням. А жаль. Хотя бы ободряющий взгляд мог бы поднять моё настроение на несколько градусов.

Прилагаю максимальные усилия, чтобы открыть дверь как можно медленнее и бесшумнее. Кажется, я отпираю её целую вечность. Тишина стучит в ушах, мне кажется, что «они» могут услышать стук моего сердца, которое бьется как сумасшедшее.

Дальняя комната, как мы