Жестокое завоевание - Лилит Винсент

Она сердится на меня? Или она покраснела от воспоминаний о том, что мы только что сделали вместе?

Я провожу языком по нёбу, вспоминая каждую деталь и ощущение ее секса у себя во рту. Запах ее возбуждения. Крики, которые она издавала, когда кончала. Я не доволен, что она дала мне свою киску с небольшим уговором. Я чертовски рад.

После трех лет неустанного томления я наконец попробовал ее. — Конечно, я доволен. Ты знаешь, что я никогда не был счастливее, чем когда я с тобой.

Я протягиваю руку, чтобы взять Зеню за руку, но она отстраняется и поворачивается к окну.

— Ты мог меня одурачить, — бормочет она.

Я медленно отдергиваю руку. Это обжигает, но я полагаю, что она не может не злиться на меня, когда не знает всей истории о том, где я был все это время и почему.

— Я пропустил два твоих дня рождения, — бормочу я, поворачивая налево на знакомую улицу. — Два Рождества. Все твои счастливые дни. Все твои грустные дни. Все дни, когда ты нуждался во мне, и несколько дней, когда ты был так зол на меня, что не мог дышать. Но теперь я вернулся, принцесса, и я собираюсь каждую секунду наверстывать упущенное так долго.

Зеня сердито цокает и качает головой. — Это не так просто.

Я понимаю. Она сердится на меня за то, что я ушла, а потом осталась в стороне, но это было не по моей воле. Я чувствую, как сильно Зеня хочет накричать на меня, поцарапать меня, обрушить свою ярость на дядю. Я признаю, что был ужасным человеком, когда прижал ее к матрасу, но только тогда. Она может прощать меня все громче и громче, когда я заставляю ее кончать снова и снова. Если ей нужно поплакать, она может сделать это на моей обнаженной груди, пока я целую ее слезы.

Уже почти час ночи, когда я подъезжаю к огромному дому моего брата. Фасад особняка освещен. Живые изгороди прекрасно ухожены, и когда я ставлю ногу в ботинке на белый гравий, я не вижу ни мертвого листа, ни ветки.

Я открываю пассажирскую дверь и наклоняюсь, чтобы забрать племянницу.

— Нет, не надо, я могу ходить…

Но я уже собрал ее в свои объятия. Ее теплый, сладкий аромат омывает меня, когда я прижимаю ее к своей груди. Я собираюсь насытиться тем, что буду держать ее сегодня вечером. Я слишком долго этого добивался.

Когда мы подходим к входной двери, я наклоняюсь, чтобы моя племянница могла ее открыть, и вот я стою в мраморном зале впервые за два года. Я останавливаюсь у самой двери и смотрю на Зеню. Она смотрит на меня снизу вверх, ее красивые голубые глаза полны настороженности и замешательства.

Я чувствую нас на вкус в воздухе, которым мы дышим.

Я чувствую, что я дома, и мои губы приближаются к ней.

Зеня тихонько втягивает воздух, и ее пальцы сжимаются на моих плечах.

Голос Тройэн зовет по коридору из гостиной. — Зеня, это ты?

Мы с племянницей смотрим друг на друга, и я жду, подняв одну бровь, чтобы она объявила, что я здесь. Когда она ничего не говорит, я бормочу: — Продолжай, Зеня. Расскажи своему отцу, где ты была и с кем ты была.

Она медленно качает головой, ее глаза сужаются. — Если ты расскажешь ему, что сегодня произошло, я никогда тебя не прощу.

Я медленно улыбаюсь ей.

Я не буду.

Не сегодня ночью.

Еще нет.

Мой план должен раскрываться шаг за шагом. К тому времени, когда Троян наконец узнает, что Зеня беременна моим ребенком и обожает меня всем сердцем, вся его империя будет у меня на ладони.

Зеня склоняет голову набок, рассматривая меня. «С другой стороны, может быть, я скажу папе прямо сейчас. Тебя снова выгнали из этого дома. То есть, если он не пристрелит тебя за прикосновение ко мне.

О, она бы разоблачила нас, не так ли? Я зло ухмыляюсь ей. — Давай, расскажи ему, как ты наткнулся на дядю…

— Зеня! — кричит Троян.

— Почему бы ему просто не выйти сюда самому, вместо того, чтобы орать как мудак? — рычу я, шагая по коридору с Зеней на руках.

Когда я захожу за угол, я останавливаюсь как вкопанный.

Я даже еще раз осматриваю комнату, потому что человек, сидящий в том кресле, не может быть моим братом. То, что осталось от его волос, стало белым, а щеки впалыми и истощенными. Его присутствие было уменьшено вместе с его размером. Ладони, похожие на когти, вцепились в подлокотники кресла.

Под его носом проходит тонкая пластиковая трубка, соединенная с переносным кислородным баллоном, который стоит сбоку. Дыхание Троян затруднено.

Я смотрю на Зеню, молча с ней общающуюся. Я не понимал, что он рецидивировал.

Ее руки сжимаются на моем затылке, рассказывая мне о своем страхе, своем беспокойстве, своей душевной боли.

— Зеня, что с тобой сегодня случилось? — Троян смотрит только на свою раненую дочь и не замечает, кто ее держит.

— Это была катастрофа. Не могли бы вы отпустить меня, дядя Кристиан?

Я не двигаюсь, когда внимание Тройэна переключается на меня, и выражение беспокойства на его сером лице превращается в ярость. — Ты. Какого черта ты здесь делаешь?

Я чувствую, как Зеня вздрагивает в моих руках. — Я отведу Зеню наверх и вызову для нее врача, тогда мы с тобой поговорим.

— Вы не будете делать ничего подобного. Ты уложишь мою дочь и убираешься отсюда прямо сейчас. Тебе не рады в моем доме.

— Папа, сегодня дядя Кристиан спас мне жизнь. — Зеня закусывает губу, словно удивляясь тому, как быстро она встала на мою защиту.

Я сжимаю ее в объятиях, обнимая в молчаливой благодарности за то, что заступилась за меня. Зеня неуверенно смотрит на меня, но я ободряюще улыбаюсь ей. Я здесь не для того, чтобы драться. Я здесь ради нее.

Кажется, не осознавая, что она это делает, Зеня гладит меня по затылку, глядя на меня, и ее нижняя губа смягчилась.

— Я отведу вас наверх и вызову доктора. Я скоро вернусь, Троян, — говорю я через плечо, вынося ее из комнаты.

— Я… — Она сжимает меня крепче, в ее глазах бушует замешательство, но она замолкает, когда мы поднимаемся по лестнице.

Ее спальня не изменилась с тех пор, как меня не было. Она спит в той же кровати с балдахином из темного полированного дерева с голубым покрывалом того же оттенка, что и ее глаза.