Куко́льня - Анна Маркина

В почте обнаружилось письмо от администраторши Ново-Федяковского кладбища с обещанными сканами фотографий. На пяти татарских могилах по ширине всей плиты чёрной краской был начерчен странный знак: из треугольного центра, завёрнутые внутрь себя и вправо, симметрично выползали три щупальца.

Концы не связывались.

Все выходные Ромбов провёл за чтением. Он аккуратно перерисовал символ на белый листок и отсканировал его. Запустил поиск по картинке. Хвостатый знак нашёлся. Он назывался «трискелион».

Существовало несколько легенд о появлении символа, но ясно было: трискелион использовали не только в Европе. Трёхножье могло означать три фазы солнца: восход, зенит, закат; или соединение стихий: вода, воздух, огонь; или время: прошлое, настоящее, будущее; или стадии жизни: детство, зрелость, старость; или три мира: живых, мёртвых и духов. В общем, любое триединство – авторы статей писали об этом так и сяк, каждый на свой лад. Знак использовали футбольные клубы, он был частью герба короля Шотландии, а некоторые считали, что если крутить его в одну сторону, то можно загипнотизировать человека. Нельзя было отследить ни точного времени его появления, ни географии. Трискелион был известен по всему миру со времён язычества. Особенно прижился у кельтов и скандинавов, буддистов и славян. У кельтов считался мощным оберегом. Помогал хозяину подружиться с силами природы, получить энергетическую защиту. В буддизме знак можно увидеть в колесе Дхармы. У славян олицетворял событийный круговорот и возможность поиска правильного пути, направления к богу Роду. В Средневековье применялся и христианами – три луча обозначали Бога Отца, Бога Сына и Святого Духа. В 1642 году римский папа Урбан VIII запретил особым указом использовать этот символ с упоминанием Троицы, посчитав его ересью.

Кельты и славяне не вязались с татарами, позитивная сила знака, оберегающего носителя, – с темой смерти, а футбольные клубы и большая часть добытой из недр интернета информации так же не пришивалась к делу, как к кобыле хвост. А главное – неясна была связь между девочками и памятниками татар. Разные социальные группы, разные символы на памятниках, разные ритуальные задачи. Два направления ничто не связывало, кроме чёрной краски и одного места преступления.

Данных было много. Но Ромбов чувствовал, что упёрся в стену. Трискелион и татары, по всей видимости, не имели отношения к его девочкам. Девочки не имели отношения друг к другу. Самая перспективная ниточка с Наташей Лазовой тоже оборвалась – дело было так давно, что вспомнить что-то конкретное про оккультную группу матери никто не мог. Важной была информация, сообщённая матерью Гусевой. У Андрея появилась новая догадка: возможно, он имел дело с некрофилом, который раскапывал могилы и помечал освоенные. Именно эта версия теперь казалась ему самой реальной. Но не мог же он взять да и поехать на кладбище проверять, что с телами, на месте ли они? Требовалось разрешение на эксгумацию. Хотя иногда, признаться, у него руки чесались просто пробраться ночью куда-нибудь в Гавриловку и посмотреть.

Витёк рассыпа́л словесные опилки. Андрей слушал невнимательно, а больше думал о том, что его товарищ чем-то похож на пылесос. Раньше у них был такой. Пылесос фирмы Vitek, в народе – «Витёк». Он хранился в старом шкафу, окружённый гайками, проводами, поломанными переходниками и прочим хламом. По субботам мама вынимала его и тащила за хобот в кухню – оттуда начиналась уборка. Андрей помнил, как ходил за мамой из комнаты в комнату с тряпкой для протирания пыли, как освобождал от серого плена полки с мамиными духами и папиными бумагами, стенки тучных шкафов, подоконники с жёлтыми кругами от цветочных горшков, спинки кроватей, трюмо с тремя зеркалами. Старопородный пылесос громко шумел – говорить не получалось, поэтому во время уборки молчали. В молчании склеивалась субботняя близость. Живой Витёк тоже издавал много шума, и ещё у него был большой орлиный нос, кнопочные глаза и резко прочерченные скулы. Если рядом поставить две фотографии – портрет младшего сержанта и крышку пылесоса, получилось бы, как ни странно, похоже. После того, как мама умерла, Андрей каждую субботу вытаскивал старенького «Витька» из шкафа и тщательно обходил с ним квартиру по её маршруту. Шаг в шаг, в субботнем молчании. Но пылесос скоро сломался, купили новый. Старый по привычке ещё болтался несколько месяцев в шкафу, а потом отец выбросил его.

– И скажи: мне что, теперь ради неё из шкуры вылезти? Красивая, да. Но истеричка, пиздец. Сплошные претензии. То, это, хочу, не хочу, сам догадайся. Жесть. И при этом думаю постоянно: ну какая же красивая…

Про то, как Витёк собирается бросить свою стервозную девушку, они говорили каждую встречу. Поскольку Андрей не обладал никакими сведениями по поводу девушек, он кивал, иногда поддакивал, дескать, да, истеричка. Ответить на вопрос, зачем он тратит на это время, ведь, по сути, в дружбе необходимости он не испытывал, было сложно. Витёк сам прилепился.

Они гнездились в подвальной рюмочной, совмещённой с магазинчиком, куда втискивалось всего три стола и где пекли обжигающие, сочные чебуреки. За прилавком клевал носом, уткнувшись в судоку, скучающий кассир.

Последние недели Андрей был особенно отстранённым, мысли его разбредались по погостам Нижегородской области.

– Да что с тобой? – Витёк раздражённо грохнул на стол кружку со взволнованным пивом.

– В смысле?

– Ты не слушаешь.

– Я слушаю.

– Не знаю, кого ты там слушаешь, но не меня.

– «То, это, хочу, не хочу, сам догадайся. Жесть. И при этом думаю: ну какая же красивая», – повторил Андрей. – Я слушаю.

– С тем же выражением я могу тебе схему эвакуации пересказать.

Андрей сделал глоток безалкогольного.

– Мне не даёт покоя одно дело.

– Что за дело? – Витёк обрадовался, как щенок, которого запустили в комнату и позволили устроиться на лежанке в углу.

– Это неофициально…

Приятель кивнул с готовностью.

– Я нашёл следы… некрофила… или какого-то культа.

– И-и-и?

– Там есть знаки… Но не знаю, как их расшифровать.

В рюмочную ввалилась компания весёлых вечерних гуляк. Они сделали заказ и расположились по соседству.

– А что за знаки? – Витёк понизил голос.

– Их несколько, – уклонился от точного ответа Андрей, который уже сам не понимал, зачем завёл разговор: он ни с кем не собирался обсуждать эту тему.

– Ну… если ты в чём-то не разбираешься, то надо найти того, кто разбирается. Тебе нужен спец по символам.

Андрей отхлебнул понуро из кружки.

– Где ж такого найти… Спеца по символам. Ничего не успеваю – Медведев заваливает меня работой. Как