Измена. Вторая семья моего мужа - Каролина Шевцова

Когда Ник отворачивается, произношу:

— Слушай, это была ошибка, которая никогда больше не повторится. Предлагаю обо всем забыть.

Вот так. Говорить об этом проще, когда не вижу его лица. Его удивленно вскинутые брови, четкую линию скул, изогнутые, как у капризного ребенка, губы.

Красивый парень. Очень на Настю похож.

От последней мысли хочется выть в голос, но Никита не оставляет мне времени на страдания.

— Почему не повториться? Мне показалось, все было… идеально?

На самом деле да. Но нет!

Смотрю в стол и мычу что-то нечленораздельное. Не буду же я опускаться до банальностей и рассказывать про разницу в возрасте, отсутствие перспектив и прочее. Кажется, это и так все понимают.

Все, но не Никита.

— Тебя смущает мой возраст? Так я подрасту. И вообще, молодой любовник как конструктор — собери себе все что хочешь. Тем более, я младше, а значит смогу досматривать тебя в старости, а ты не застанешь мой кризис среднего возраста. Одни плюсы.

Стараюсь убить Никиту взглядом, но молчу.

— И у нас гораздо больше общего, чем ты думаешь. К примеру, мы оба любим, когда тебе приятно.

Краснею как помидорина, но снова молчу.

— И про маму не беспокойся, я ей все сам скажу. Уверен, она будет в восторге. — И после крохотной паузы, добавляет: — Хочешь, я ей прямо сейчас позвоню?

— Не смей!!!

Цепляюсь руками за его фартук, чтобы усадить Никиту обратно на свой многострадальный стул. Этот дурак всерьез собрался звонить Насте? Гляжу в его жадно горящие глаза и понимаю — он сможет.

Спокойно, Римма. Дыши и… для начала хватит. Дышать в такой ситуации уже подвиг!

Савранский кладет руки мне на бедра и подталкивает меня к себе, обнимает, и смотрит так, будто душу через трубочку высасывает. Никогда раньше и не видела таких открытых, пронзительных глаз. Большой и сильный, Никита все равно похож на ласкового котенка. Поневоле чувствую зависть к женщине, которой достанется этот роскошный повзрослевший котяра.

Когда-нибудь. Не сейчас. Сейчас Ник так уязвим, его так легко обидеть, что я уже ненавижу человека, который это сделает.

То есть себя.

Никита всегда был упрямым, но сейчас, из-за своего ослиного уперства может сидеть здесь и доказывать, как хорошо нам было ночью, и если не получится, то он повторит на БИС, чтоб уж наверняка.

Такие вот Никиты головой стены прошибают.

Но вместе с фирменным упрямством, он приобрёл очень редкое по нашим временам качество — благородство. Да, Никита не уйдет. Но если убедить его, что так будет лучше для меня…

Застенчиво смотрю в сторону и горестно вздыхаю:

— Никит, прости, но никакого продолжения не будет. Все было отлично, но… боюсь, ты мне не подходишь.

— Допустим, — серьезно кивает тот, но рук с моей талии не убирает. Наоборот, еще крепче впивается пальцами, как ребенок, у которого вот-вот заберут любимую игрушку.

Чувствую, что должна объясниться, но язык прилипает к небу. Совершенно не хочется продолжать этот разговор, разум уплывает вслед за пальцами, которые гладят обнаженную кожу. Хоть бы задержаться в этом мгновении еще на секунду. Но нельзя.

— Никит, — стараюсь звучать строго, а голос дрожит как у девчонки, — я взросла женщина.

— Знаю.

— Я замужем.

— Тоже в курсе. Про сына подруги можешь даже не начинать, — резко обрубает он.

Вздыхаю. Ладно, мальчик, сам напросился. Приходится быть грубой, но иначе ты не поймешь:

— Хорошо, давай прямо. Что ты можешь мне дать? Не кривись, у нас честные торгово-рыночные отношения, я красива и пока еще молода, у меня есть образование, работа, квартира, житейский опыт. У тебя — брошенный университет и армия. И еще пять увольнений за последний год. Никита, мы сейчас на разных полюсах, понимаешь? Я хочу встретить мужчину, способного меня заинтересовать, удивить. Самодостаточного, цельного.

— Я могу тебя удивить.

— Сомневаюсь, милый, — торможу. Хотела назвать его так, чтобы подчеркнуть разницу в возрасте, но язык упирается в зубы и замирает, заставляя смаковать новое для меня слово. Ведь Никита и правда «милый». И мне действительно хочется его так называть.

— Да, милая, — нахал улыбается, будто раскусил мой тупой план. А я дрожу, потому что его ответная «милая» выбивает из под ног опору. Я даже не помню, о чем хотела сказать и потому тупо мямлю.

— Я… объездила все страны… и была в… так что вряд ли… вряд ли ты сможешь меня удивить.

Говорю и не свожу взгляда с его губ. Таких пухлых, что, кажется, если укусить, брызнет сок. Я напрягаюсь, жду поцелуя, почти мечтаю о нем, как вдруг Никита отстраняется и встает.

— Куда? — Не понимающе шепчу.

— Собирать вещи, ты была очень убедительна, Римма, меня проняло.

Когда он уходит, я чувствую себя глупо. Идиотка великовозрастная! Все думала, как бы не расстроить молодого мальчика, а теперь осталась одна и… грустишь?! По нему, что ли?! Да нет, бред какой-то!

Пока на кухне тихо, доедаю завтрак и даже успеваю помыть посуду. Никиты все нет. Жду еще немного, но из спальни не доносится ни звука, а потому, не выдержав, иду за Савранским. Может, он заснул? Или… плачет?!

Толкаю дверь и...

— О Боже.

Прямо передо мной стоит двухметровый лось, по-прежнему голый, если не считать моих красных колготок. Тех самых, из авангардного прошлого. Чтобы хоть как-то их натянуть, Никите пришлось сделать надрезы по низу и теперь он шевелит растопыренными пальцами, торчащими из капроновых дырок. Туда-сюда. Сюда-туда.

— Удивлена? — Он вскидывает на меня совершенно шальной в своем безумстве взгляд.

— Никит, ты в себе?

— Лучше бы конечно в тебе, но нельзя!

Облокачиваюсь о дверной косяк, кажется, тут нужна опора, иначе упаду. И вовремя, потому что в следующую секунду краснопопый лось поворачивается ко мне боком, и, сделав стойку как у боди билдеров, начинает играть мышцами. В такой позе я вижу все, даже то, что он не надел трусы под мои колготки.

— А теперь удивлена?

Фыркаю. Скрещиваю руки на груди и качаю головой. Мальчик, я была в голландском порнографическом театре, что мне твой натюрморт с яйцами в мелкую сеточку?

— Что ж. К этому я был готов. Алиса, музыку, — орет этот дурень и колонка отвечает на всю свою мощь Лебединым Озером. Господи, как хорошо, что Чайковский уже умер и не видит эту роскошь. Потому что «роскошь» сложила руки лодочкой, скрестила ноги иксиком и принялась очень натурально играть умирающего лебедя у меня в спальне, выписывая круги вокруг сброшенных в кучу вещей.

— А теперь удивлена?

— Я бы даже сказала в ахуе, — честно признаюсь Савранскому. Такого шоу даже в голландском театре