Дело смерти - Карина Халле

Тем временем я оказываюсь в небольшом пространстве, окруженном кустами и скальными выступами, покрытыми мхом и крошечными папоротниками адиантум. Деревья расступаются, образуя широкое пространство. Я останавливаюсь, не желая идти дальше, и делаю долгий вдох.

Я все еще дрожу после этой встречи, тем более что он говорил какую-то бессмыслицу. Он что, под наркотиками? Наверняка. Глаза красные, ведет себя хаотично и дергано — совсем не похож на того высокомерного придурка, каким был в первый день. Возможно, это место его добило. Изоляция дает о себе знать.

Кинкейд говорил, что один студент всегда уезжает домой. Может, Амани будет не единственной в этом году.

Я решаю подождать несколько минут, прежде чем возвращаться, чтобы точно не наткнуться снова на Клэйтона.

И тут что-то привлекает мое внимание.

Впереди на каменистой земле лежит то, что я сначала принимаю за упавшую ветку, лежащую на мху.

Но…

Это не так.

Это нога.

Нога животного.

«О боже», — думаю я, сжимая пальцами грудь.

Похоже на… лапу.

Собачью?

Вопреки здравому смыслу, крадусь вперед. Не хочу видеть, что это, но в то же время — а вдруг оно живое и раненое, и я могу помочь?

Я отодвигаю куст и ахаю.

Это чертов волк.

Не просто волк — мертвый волк, половина тела которого сгнила. Сухожилия натягиваются на костях, как розовая резина, клочья шерсти торчат. Под парой обнаженных ребер виднеется сердце — ярко-белое и… пушистое.

Меня охватывает тошнота. Я зажимаю рот рукой, пытаясь сдержать рвоту. Чем дольше смотрю на безжизненное, разлагающееся тело волка, тем больше меня охватывает ужас. Тонкие белые нити обвивают обнаженную кожу и мышцы, сначала похожие на сухожилия, но потом я понимаю, что это не они.

Это похоже на… мицелий. Будто грибы проросли изнутри волка — что не так уж странно на этой стадии разложения, и все же…

Пушистое белое сердце дергается внутри грудной клетки.

Нет.

Я замираю. Кровь стучит в ушах, словно молот.

Смотрю на сердце, гадая, не шевелятся ли под ним какие-то невидимые личинки, заставляя его двигаться. Оно кажется слишком большим для тела, и, продолжая смотреть, я понимаю, что белый пушок — это гифы, каждая крошечная белая ниточка движется вместе, словно морская трава в течении.

Сердце снова пульсирует.

Один раз.

Второй.

Оно бьется.

Лапы волка дергаются, заставляя шерсть осыпаться.

Смотрю в ужасе. Кровь стынет в жилах. Я не могу двигаться, дышать, думать.

Волк открывает пасть, издавая долгий выдох, от которого расширяется его грудь, трещат ребра. Черный язык высовывается между зубов, становясь все длиннее и длиннее…

Он поднимает голову и смотрит на меня одним молочным глазом и одной пустой глазницей.

«Освободи меня», — шипит волк.

Затем он бросается на меня.

Я кричу.

Кричу так громко, что все мое тело дрожит, зрение размывается, я отступаю назад, гнилая челюсть волка щелкает в воздухе, зуб цепляется за край моей поднятой руки, когда я тщетно пытаюсь защититься.

Я падаю на мох, все еще крича, голова ударяется о камень.

Но волк останавливается.

Пытаюсь сесть, ожидая увидеть его лицом к лицу, заглянуть в тот единственный молочный глаз, почувствовать, как его зубы отгрызают мне нос.

Вместо этого он крадется прочь в кусты и исчезает.

— Что за хрень, что за хрень, — кричу я. Смотрю на свою руку. Длинная красная полоса, но кожа не повреждена.

— Сидни! — слышу я голос Кинкейда, эхом разносящийся между деревьями. — Сидни!

— Я здесь, — говорю, пытаясь крикнуть, но голос срывается.

Что, черт возьми, сейчас произошло?

Слышу шорох в кустах и поворачиваюсь, ожидая увидеть волка, нападающего сзади, но вместо этого появляется Кинкейд, пробирающийся сквозь подлесок.

— Ты в порядке? Что случилось? — спрашивает он, его голос напряжен от паники. Кинкейд подбегает ко мне и приседает. Затем протягивает руки и обхватывает мое лицо — такие сильные, такие теплые. Отводит волосы со лба жестом настолько интимным и нежным, что это еще больше обезоруживает меня.

— Не знаю, — шепчу я, осознавая, как близко наши лица, как ярко горят его глаза от беспокойства. — Там был волк.

Его зрачки расширяются.

— Волк?

Он оглядывается, а я поднимаю руку, чтобы показать ему красный след, который уже побледнел до розового.

— Он пытался укусить меня, но не прокусил кожу.

Кинкейд мягко проводит пальцем по отметине.

— Волк, — повторяет он. — Тебя больше нигде не задело?

— Я ударилась головой о камень.

Он осторожно проводит рукой по затылку, и я вздрагиваю.

— Есть шишка, но все будет в порядке, — говорит он. — Нужно вернуться, чтобы Эверли осмотрела тебя. Потом мы найдет этого волка. Морские волки здесь никогда никого не атаковали. Они пугливые создания. Возможно, он бешеный.

— Он не был бешеным. Он был мертвым, — говорю я.

Он смотрит на меня так, будто не расслышал.

— Что случилось?! — кричит Рав.

Я оборачиваюсь и вижу его с Патриком на краю поляны.

— Она упала, — говорит Кинкейд. — Не о чем беспокоиться. Мох скользкий.

Кинкейд берет меня за локти, готовый поднять, и я бросаю на него недоверчивый взгляд. Почему он не говорит им правду?

Он слегка прищуривает глаза, когда поднимает меня на ноги.

Это предупреждение молчать.

— Нам нужно вернуться, убедиться, что с ней все в порядке, — говорит Кинкейд остальным, положив руку на мою поясницу и направляя вперед.

— Черт. Сидни, ты кричала так, будто тебя убивают, — говорит Рав, когда я прохожу мимо него.

Я слабо улыбаюсь. Больше всего на свете мне хочется рассказать ему, что я видела ожившего волка, но понимаю, что это может показаться безумием. Даже обычный волк может взволновать и напугать остальных.

Тем не менее, мне не нравится держать это в себе, и я знаю, что позже мне придется поговорить об этом с Кинкейдом.

Мы проходим половину пути через лес, когда я осознаю кое-что.

Единственный человек, который не прибежал на помощь… Клэйтон.

— Это синяк, но кожа не повреждена, — спокойно говорит Эверли, осматривая мою руку и обрабатывая ее раствором. — Тем не менее, думаю, придется сделать тебе прививку от столбняка и бешенства на всякий случай. Проведем курс уколов в течение следующих нескольких недель.

— Это обязательно? — спрашиваю я.

Я сижу в кабинете медсестры, который находится рядом со стойкой регистрации в главном корпусе. В комнату можно попасть только через приемную, поэтому Мишель успела понервничать, пока меня туда вели.

Кинкейд тоже здесь, вместе с Эверли, стоит, прислонившись к двери со скрещенными руками,