На твоей орбите - Эшли Шумахер

– Привет, Сэм, – прошептала она. – Слушай, мне нужно вернуть…

– Эбигейл Шепард, какой сюрприз, – прервал ее Лис все тем же голосом спортивного комментатора. – Ты еще кого-то пригласила на выпускной?

Он поднял колокольчик, собираясь позвонить, но я удержал его руку – на глаза у Эбигейл наворачивались слезы.

– Чел, – сказал я, понизив голос. – Прекращай.

Лис, наконец осознав ситуацию, опустил колокольчик и так же тихо произнес:

– Оу.

Может, слезы и стояли у Эбигейл в глазах, но она делала все возможное, чтобы не проронить ни одной. Я узнал эту тактику: я называл ее «дышать через глаза». Это когда ты открываешь глаза как можно шире и пытаешься заставить слезы вернуться обратно.

Может, это меня зацепило.

Или то, как она расправила плечи, взглянула Лису прямо в глаза и сказала:

– Мне нужно вернуть билет. У меня больше нет пары на выпускной. Могу я получить свои деньги назад?

Что бы меня ни зацепило, мгновение спустя я уже доставал пятьдесят баксов из кошелька – остатки подарка на Рождество – и протягивал их Эбигейл.

– Я оплачу билет, – сказал я ей. – И… мы можем пойти вместе? Если хочешь.

Я думал, мне всегда будет этого достаточно. Того, как ее плечи опустились от облегчения, ее улыбки, которая была так не похожа на ее обыкновенную, а уже тогда предназначалась исключительно мне. У меня раньше были девушки. Ни одни отношения не длились дольше пары недель, и расставались мы всегда по обоюдному желанию, потому что просто не сошлись.

Наверное, часть меня подумала… Она одна, Эбигейл. Она одна, я один. Если я ни с кем не полажу, если отношения всегда будут немного трудными, немного странными, почему бы не начать их с кем-то, кто мне по крайней мере нравился?

А она мне нравилась. И сейчас нравится, если взглянуть на нее объективно. Она добра ко всем. Слушает разную музыку. Неважно, в каком жанре и кто поет. Однажды мы сидели в моем пикапе и она поставила последний альбом поп-певца, которого терпеть не могла. Когда я спросил зачем, она ответила: «Каждый творец заслуживает нескольких шансов. Может, этот альбом станет моим любимым!» Не стал, но я был восхищен ходом ее мыслей.

За секунду между вопросом Эбигейл и моим ответом я представляю и наше начало, и наш гипотетический конец. Не в первый раз за последние несколько дней говорю себе, что нас с Эбигейл достаточно. У нас есть планы, общие цели. Если это не любовь, то что?

– Все в порядке, – говорю я ей.

Она улыбается точно так же, как улыбалась прошлой весной перед выпускным, и я почти верю, что сказал правду.

* * *

Нова

Сегодня мама в одном из своих странных настроений.

Это легко понять по запаху лазаньи, чесночных узелков и «салата Новы» – так она называет Цезарь с экстра-порцией моего любимого сыра.

Иногда на маму накатывает паника, что у меня плохое детство, а она – плохая мать: разве матери с дочерьми не должны сидеть за одним столом и обсуждать день за приготовленным со всей материнской любовью обедом?

Я уже не пытаюсь убедить ее, что ей не нужно ничего компенсировать и что работа, которую она так любит, не нанесла мне непоправимый ущерб. Не пытаюсь, вероятно, потому что беспокоюсь: вдруг это все-таки не так. Или потому, что у мамы получаются обалденные чесночные узелки, особенно когда она делает их по бабушкиному рецепту.

– Привет, милая, – кричит она, услышав хлопок закрывающейся двери. – Я на кухне.

Я кладу рюкзак на коробку в коридоре. Она все еще обмотана скотчем.

– Я так и поняла, – говорю я. – Почуяла с улицы.

– Лазанья, – объявляет мама с акцентом, отдаленно напоминающим итальянский. – Пораньше закрыла задачу и решила приготовить тебе обед.

Внутри все застывает.

Мама редко завершает работу с клиентом раньше срока, но каждый раз после этого начинается бедлам. Обычно это означает, что в течение недели мы уедем. Что у нее уже есть следующий клиент и нам нужно распихать свои пожитки по коробкам и найти самого дешевого перевозчика, чтобы мама могла отправить чек своей компании, а затем, а затем…

А затем мы оставляем наше старое место позади, будто никогда тут и не были.

Это всегда хаос, и я всегда его не люблю. Часто переезжать и так тяжело, но на сей раз меня словно наказывает Вселенная.

С Сэмом я не разговаривала с тех пор, как он в понедельник чуть не раскрыл нас – кем бы мы друг другу ни были – перед Эбигейл в столовой, когда так пялился на меня, что стал привлекать внимание. А он все это время был занят тренировками. Каждый день после школы по пути к автобусу я видела его с командой на поле.

Но мы переписывались. Вчера вечером он скинул мне фотографию южной фланелевой моли с подписью: «Профессор Лис утверждает, что их можно найти в это время года. Нужно идти вечером, потому что они ведут ночной образ жизни. Попросишь разрешения у мамы на эти выходные?»

Профессор Лис распечатал целую листовку, чтобы встреча клуба выглядела как официальный поход, который спонсируется школой, но мама едва на нее взглянула и сразу дала добро. Теперь я понимаю, что она заканчивала последние задачи и думала только о работе.

Я старалась не воодушевляться предстоящей встречей клуба, но у меня не получалось. Я только о ней и думала.

А теперь, возможно, и не пойду. Потому что мама в кои-то веки закончила работу раньше срока.

– Ты закончила с этой компанией? – спрашиваю я. Голос хрипит. – Уже?

Мама замирает над миской для салата, которая была у нас в семье, наверное, с момента моего рождения.

Она пытается понять мой тон. И я пытаюсь тоже. Мы обе не знаем, что делать с абсолютной паникой, прозвучавшей в моих словах.

– Нет, милая. Просто доделала одну из презентаций раньше срока. Мы здесь еще на несколько недель. Дом арендован до конца октября, так что, даже если я и закончу раньше, мы пробудем здесь до следующего проекта. В «Волш Вебб Груп» я начинаю работать первого ноября, а в офисе я им нужна буду только в декабре, так что…

Кажется, я выдыхаю громче, чем мне хотелось, потому что мама замолкает и поднимает бровь. Затем откладывает салатные щипцы и вытирает руки о полотенце.

– Все в порядке?

Я стараюсь говорить обычным, ничего не выражающим голосом. Стараюсь вспомнить, что переезда нужно ожидать, а не бояться.

К концу нашего пребывания в Сиэтле я с нетерпением ждала отъезда. Очевидно, мне хотелось оказаться как можно дальше от того-кого-нельзя-обсуждать-и-вспоминать, а еще мне всегда интересно увидеть новый город. Обычно.

Проще плыть по течению, чем тратить время, раздумывая о том, что все могло быть по-другому. Я перестала переживать об оставленных друзьях, и увлечениях, и кружках еще классе в пятом и стала видеть в переездах приключение, шанс воссоздать себя или усовершенствовать свою персону в новой обстановке.

Но здесь, сейчас, я чувствую…

– Все в порядке, – говорю я маме. И, прежде чем она успеет засомневаться в моем ответе, подхожу к плите, надеваю рукавицу и заглядываю внутрь. Решив добавить капельку правды к своим словам, я продолжаю: – Мне просто хотелось сходить на встречу клуба натуралистов в эти выходные.

Мама все еще странно на меня смотрит, и я меняю тему:

– Сыр пузырится. Мне вытащить?

– Будет готово через десять минут, – говорит мама. – И, кстати говоря, достанешь еще одну лазанью из холодильника? Я приготовила ее для Сэма и его родителей в качестве благодарности за то, что он тебя подвез. Скажи, чтобы передал маме: выпекать на ста девяноста градусах минут сорок.

Мне не хочется сейчас встречаться с Сэмом, пока в венах еще бурлит адреналин. Но я не могу придумать нормальную отговорку, чтобы избежать встречи и при этом не вызывать у мамы еще больше подозрений, так что достаю блюдо и отправляюсь к дому Джорданов.

Дверь открывает отец Сэма. Интересно, это будет наш новый шаблон? Я буду встречаться с мистером Джорданом в дверях