Там, где нас нет - Альвин Де Лорени

балбеса-сосупружника (сослуживцы — гы!) тоже бы было не худо, если бы залетели. А что? Крафт ещё живой. А кто там будет разбирать, дымит ли у него коряга или нет? Пусть говорят, что от мужа — и делу конец. Зато занятие появится сразу у всех троих. А потом пусть хоть все трое друг с другом любятся! Зато меня забудет быстрее — ребёнок это не тот повод, чтобы предаваться воспоминаниям о демоне. Некогда просто, я знаю. Хотя… мозги я ему перекосил знатно…

Н-да-а… Мечтать не вредно… Вредно не мечтать. Так славно всё спланировал. И подопечных пристроил, и Дитрич-то у меня забеременел и в поход-то я уже отправился. И даже вернулся и портальную сеть восстановил…

Я лежал на топчане, закинув руки за голову, рядом, уткнувшись носиком мне в подмышку, сопел Эльфи. Машка, почувствовав, что я не сплю, высунувшись из домика и свесившись вниз, наблюдала за мной с печки. За бревенчатой стеной выла вьюга. Опять метёт. Опять с утра вычищать овраг от снега. С такими снегопадами весной нас половодьем в этом овраге смоет к чертям собачьим. Надо будет что-то придумать. Опять что-то придумывать… Веника я в полночь уже кормил… Теперь спать будет до утра… Хорошо… Тепло… Уютно… Глаза слипаются…

— Господин мой…

Чёрт! Выспался! Сон сняло как рукой — ожил микропортал, оставленный мной Дитричу.

Не пойду. Ну его. Хотя и хочется… Нет. Не пойду.

— Господин мой… Почему вы бросили меня? Я виноват перед вами?

Тьфу ты! Mein Herrgott! Я сейчас дам ему господа бога! Именно так переводилась на русский кликуха, данная мне Дитричем.

Или не ходить? Боюсь я. Себя боюсь.

Я повернулся на бок, лицом к Венику, сладко посапывавшему в кроватке — боковая спинка его кроватки была опущена для нашего удобства. Протянул руку, проверил мелкого. Эльфи, выпихнутый из подмышки, зачмокал во сне и, поскуливая, начал елозить по топчану, разыскивая меня. Нашёл. Зажав растрёпанные космы, упёрся щекой мне в спину, закинул на меня тоненькую ручку и, блаженно выдохнув, снова заснул.

Кошка, видимо чувствуя моё состояние, выбралась из своей избушки и села на край печки, пристально разглядывая меня сверху.

— Ну что смотришь? — вздохнул я, облапленный омегой.

Машка чуть сощурила глаза, дёрнула ухом, дескать, тебе решать, пойдёшь или нет. Я, если что, прикрою.

* * *

Я сижу на пятках посреди спальни Дитрича на огромной шкуре полярного медведя. Тело моё обнажено. Напротив меня в той же позе и тоже обнажённый сидит Дитрич. Руки его с широкими металлическими браслетами на запястьях, ладонями вверх безвольно лежат на коленях, голова опущена.

Он виноват перед Господином. Иначе, почему Господин не приходил к нему?

Я, ощущая всё, что он чувствует, разглядываю сидящего передо мной омегу. Длинное каре густых чёрных блестящих волос закрыло щёки. Волосы… щёки… Я судорожно выдохнул. Где-то в глубине, ниже пупка заворочалось горячее яблоко и я с удивлением почувствовал как оживает мой член! Сам! Без команды!

Тонкие длинные пальцы рук омеги, лежащие на бёдрах, дрогнули — он почувствовал запах возбуждения исходящий от меня. Волосы чуть качнулись — Дитрич не сдержался и пошевелился без разрешения Господина… Ох-х… Плохо… Крупные розовые соски напряглись и затвердели. Господин, я не властен над ними! Они… сами…

Демон, демонстрируя роскошный стояк некрупного члена, поднялся на колени, протянул руки к лицу Дитрича, взял его в ладони и поднял, разрешая, таким образом, смотреть вверх, на себя. Белые волосы Господина, свалившись из-за спины, снова, как и тогда, накрыли обоих. На шее омеги, на чёрной бархотке качнулся медальон микропортала.

Дитрич, всё также, не поднимаясь с колен, шаря расширенными зрачками восторженных глаз пытался рассмотреть в полумраке спальни лицо Господина, его прекрасное лицо и безумно страшные драконьи глаза, сейчас, в темноте, отсвечивающие красноватым светом. Нутро омеги сладостно сжалось от восторга и благоговения, он моргнул, лицо его уютно лежало в тёплых ладонях Господина. Господин, они сами… слёзы счастья вдруг, разом неудержимым потоком залили глаза, потекли вниз и в сторòны, туда, под ладони демона. Нос заложило и Дитрич облизал приоткрытые опухшие губы стараясь дышать ртом. Почему Господина так долго не было? Это я виноват… Господину было плохо со мной… прòнеслась шальная мысль, в последнее время ходившая по кругу в голове несчастного омеги.

— Я не хотел тебя убивать, — пророкотало в голове омеги.

О чем говорит Господин? На солнечном сплетении Дитрича чуть виден шрам от укуса. Да, он долго подживал. Но! Это память о Господине. Его метка! Я принадлежу ему и Он, в великой милости своей соизволил пометить меня.

А что это у тебя такое? А? Запястья и бёдра омеги были перетянуты железными браслетами. Как! Ты посмел принадлежащее мне тело оскорбить такими «украшениями»?

Господин мой — это та самая «змея железных обручей». Та, которую вы мне приказали носить. Я долго медлил. Недопустимо долго… Простите меня Господин. Омега, прикрыв глаза, попытался склонить удерживаемую мной голову вниз.

Хм-м… Я резко приник к лицу Дитрича, наши губы почти коснулись друг друга… Дыхания смешались… Омега поначалу запаниковал, а теперь его раздирало предвкушением и восторгом.

— Ты больше никогда не оденешь это, — прошептал я, вколачивая эту мысль в голову Дитрича гипнозом. Железки звякнули и, сдёрнутые телепортацией, свалились на шкуру рядом с нами. Запах, моего носа достиг восхитительный запах возбуждённого омеги, принадлежащего мне. Он течёт… Я оскалился… И тут же сжал губы, одёргивая себя — не хватало, чтобы демон снова вырвался на свободу, рвя тело Дитрича и расходуя мои годы жизни.

Господин, вы хотите… меня…, кусайте, рвите до крови… я… я… хочу этого… Омега судорожно выдохнул, предлагая мне своё тело. Я так ждал… вас… И мне даже снилось…

Нет… я сел обратно на пятки, отпустил миловидное лицо Дитрича и потянул его к себе, прижал к груди. Рука моя медленно, сильно надавливая на податливую спинку, заскользила вниз, к круглой мокрой попке…

Омега, не веря себе, и наслаждаясь восхитительным запахом тела Господина, вжал счастливую мордочку в грудь демона, нежно обхватил его за спину и застыл, покорный воле инфернала, ожидая в какую сторòну качнёт фантазию Господина, готовый следовать за ним в ад или в рай.

Эмпатия моя — моё проклятье и моё благословение — вела нас в этом безмолвном диалоге тел и затаённых мыслей.

Я, не выпуская покорного омегу из объятий, повалился на спину, вытянул из под себя согнутые в коленях ноги и Дитрич оказался полностью лежащим на мне, придавив безволосым лобком мой окаменевший до боли член.