Пока дышу, я твой - Сандра Фремптон

— А ты как думаешь? — протянул он.

Его теплые руки продолжали поддерживать ее, пока Сорензасудорожно соображала, что ответить. Но мозг отказывался повиноваться, что,впрочем, всегда случалось в его присутствии.

К огромному удивлению молодой женщины, Николас не поцеловалее. Вместо этого он ласково потрепал ее по щеке.

— Спокойной ночи, Соренза.

— Спокойной ночи, — прошептала она.

Супруги Даймонд прилетели домой во вторник. И Изабелл немогла не устроить для гостей, которые пожертвовали двумя рабочими днями, лишьбы не оставлять ее попугайчиков без присмотра, роскошный обед. Но была и ещеодна причина, по которой Изабелл не хотелось оставаться одной. Джордж побольшому секрету сообщил Сорензе, что Джеф наотрез отказался возвращаться сними домой, потому что одним из участников восхождения на прославленныйХемингуэем вулкан была его теперешняя подружка и он явно предпочитал еекомпанию суетной опеке любящей мамочки.

— Что совершенно естественно в его возрасте, — заключилДжордж. — Но, кажется, Белл немного расстроена, так что постарайся как-нибудьразвлечь ее, — попросил он.

— Конечно, — заговорщически прошептала Соренза. — Япредупрежу об этом Ника.

Они снова оказались наедине только в автомобиле по дороге кее дому.

— Спасибо, что был внимателен к Белл, — отважилась сказатьСоренза, когда, помахав кузине на прощание, устроилась поудобнее на сиденье.

Николас ел за обедом все, что любезно предлагала емухозяйка, не отказываясь ни от одного блюда. Потом стоически играл с кузинами влото, что явно не входило в круг его интересов. А остаток вечераразглагольствовал о достоинствах французских, итальянских и немецких вин, что,без сомнения, было не только любимым коньком Изабелл, но и его тоже. Сорензаотлично понимала причину такого поведения Николаса и была ему искреннеблагодарна.

— Это не составило мне никакого труда. Белл очень открытый идобрый человек и в чем-то похожа на мою мать.

— Твою мать?

Он еще ни разу не заводил разговора о своих родителях.Соренза внимательно посмотрела на сидящего рядом с ней мужчину. Смешно, но ейтрудно было представить его ребенком.

Николас кивнул.

— Она умерла, когда мне было десять. После тяжелых родов ейзапретили беременеть, но она очень хотела второго ребенка... — Он нервно пожалплечами. — Мой брат умер вместе с ней, так и не родившись. Через четыре годаотец снова женился. С мачехой мы не поладили.

— Мне очень жаль, — прошептала Соренза.

— Это уже история. Отец умер, когда мне было тридцать, амачеха опять вышла замуж. — Николас горько усмехнулся. — На свадьбу меня непригласили.

— Она на самом деле так плохо к тебе относилась?

— Сейчас, оглядываясь в прошлое, я понимаю, что ей пришлосьсо мной нелегко. Во-первых, я ненавидел ее за то, что она заняла место моейматери. А во-вторых, эта женщина всегда вызывала у меня отвращение. Полнаяяркая блондинка, с долларовыми значками вместо глаз. — Николас брезгливопоморщился. — Я не преувеличиваю, поверь.

— Я верю.

Сорензе хотелось хоть как-то выразить ему свое сочувствие.

— Ты можешь рассказать мне все, как есть... то есть какбыло, — заверила она его.

Николас мрачно усмехнулся.

— Я всегда так делаю, моя милая. Всегда.

Когда они приехали, Сорензе ничего не оставалось, какпригласить его на чашку кофе, и он с радостью согласился.

Гостиная, оформленная в желто-оранжевых тонах и залитаясейчас лучами заходящего солнца, казалась сделанной из янтаря. Николас отдалдолжное изысканному вкусу Сорензы и таинственно улыбнулся.

— Присаживайся, а я пока сделаю кофе, — сказала она и,прихрамывая, пошла в кухню.

Николас устроился на толстом мягком ковре и принялсярассматривать ее коллекцию пластинок.

— А из джаза у тебя ничего нет? — спросил он, когда онавкатила в гостиную столик на колесиках.

— Нет, это не в моем вкусе.

— Довольно странно, если учесть, что ты живешь в НовомОрлеане. Вижу, мне придется серьезно заняться твоим образованием, дорогая, — ссерьезным видом заявил Николас.

Соренза пропустила его слова мимо ушей. Сейчас она могладумать только о том, как сексуально он выглядит, полулежа на ковре, вобтягивающих джинсах и светло-серой сорочке, расстегнутой до пояса и обнажающейчасть мускулистой груди. В голове ее помимо воли одно за другим возникалиэротические видения. И, не в состоянии справиться с собой, Соренза отвернуласьк окну, чтобы он не прочел это в ее глазах.

— Я говорил тебе, что собираюсь купить жилье в НовомОрлеане?

Слова Николаса и его небрежный тон вырвали Сорензу изволшебного мира фантазий и, подобно ведру холодной воды, вмиг привели вчувство.

— Жилье? — с трудом произнесла она. — Зачем оно тебепонадобилось?

Он посмотрел на нее снизу вверх и, взяв со столика чашку скофе, поставил на ковер рядом с собой.

— Так, мне кажется, будет целесообразнее.

— Но ведь ты родом из Бостона, насколько я знаю. Сюдаприехал по делам и скоро сможешь останавливаться в собственном отеле.

— Но я планирую построить еще три больших гостиничныхкомплекса на побережье Мексиканского залива. И разумнее всего было быобосноваться именно здесь.

— Обосноваться здесь? — медленно повторила Соренза, не зная,как воспринимать его слова.

— Я думал, тебе понравится моя идея. Это же выгодно длятвоей компании... я имею в виду наше сотрудничество.

У нее пересохло в горле.

— К-конечно, — кивнула Соренза, осознавая, что обастарательно избегают темы, которая так и витает в воздухе и не дает им покоя.

— Несмотря на то что строю их, я никогда особенно не любилотели, — объяснил Николас и, поймав ее руку, потянул вниз.

Соренза опустилась на ковер рядом с ним и тут же ощутиластрастное желание оказаться в его объятиях, почувствовать тепло его тела, вновьотдаться во власть его чудесных рук и губ.

— Во-первых, потому что в них нет домашнего уюта. Аво-вторых, потому что мои сотрудники всегда в курсе того, куда и с кем я пошел.

Твои любовные похождения, без сомнения, возбуждают ихлюбопытство, с раздражением подумала Соренза и заставила свой голос звучатьбесстрастно:

— Я понимаю...

— Что понимаешь? Мою нелюбовь к отелям или к вездесущимсотрудникам?

Она отпила из его чашки с кофе.

— И то, и другое.

Соренза чувствовала на себе его пронзительный взгляд, ноупрямо смотрела на свои руки, держащие чашку.